Однажды сел и подсчитал, что сотни
я всяких разных написал стихов.
Бывало, плакал, вытирая сопли,
гордясь чудесной музыкою строф.
Но как всегда жена: ну, что за гадость
насочинял сегодня ты за ночь?
Тоска в твоих стихах, пропала радость, -
критиковала вместе с ней и дочь…
Ты, говорят, напрасно тратишь время,
в поэзии не смыслишь ни фига.
И не чеши в растерянности темя –
занялся б обустройством очага.
Ты лучше помогал бы по хозяйству.
Дрова рубил и подметал бы двор.
Я подивился этому нахальству
и прочь из дома, чтоб не слушать вздор.
Пошёл на речку, сел у старой ивы,
раскрыл любимый старенький блокнот…
И вдруг перед глазами образ дивы –
Она прекрасна и к себе зовёт…
Душа моя встряхнулась, словно птица,
взлетела, и, на крылышках паря,
мы полетели с дерзкою девицей…
Под нами долы, горы и моря…
Потом мы с нею ночью наблюдали
на небе белых точек череду.
И вдруг зажглась ещё одна – у края –
я понял, что её я только жду…
И луч звезды летел пространством мира,
он был стремителен и прям, и горд,
играла нам ликующая лира,
по всей вселенной разнося аккорд.
И мне казалось, что, наверно, где-то
жизнь творческая радостно-легка,
там не гнобят, а чествуют поэтов
под пение волшебного смычка.
Там, мне казалось, есть любви жилище,
где обвинений жар давно погас,
где о духовной размышляют пище,
при этом улыбаясь без гримас…
Так думал я – усталые мозги мне
как будто застилал свинцовый бред.
Как будто бы в белёсой дымке зимней
был слышен нервный тон грядущих бед.
…Когда проснулся я под старой ивой,
блокнотик мой украден кем-то был.
- Невелика – подумал я – нажива…
Но огорчился – я ж его любил…
Потом я поискал глазами диву,
но не было у речки никого…
И я пошёл к жене своей ворчливой –
у нас же с нею всё-таки родство…
|
Ржала до слез!
Да главное, ведь так было жаль этого поэта, и досада на жену с дочерью!
Это сценарий короткометражного фильма.
По типу Грузинских великолепных зарисовок кинематографических.