ВЯЧЕСЛАВ ЛЕВЫКИН
цикл стихов "БИБИБЛЕЙСКИЕ СЮЖЕТЫ"
Сам бог тебе велит прекрасным наслаждаться...
Как власть и слава ненадёжна!
"Опытная Соломонова мудрость" Николай Карамзин
1. Царь Соломон
Скажи, еврейка молодая,
с самим царём спала не ты,
когда полоска золотая
оливок тронула кусты?
Когда павлин с хвостом из радуг
дурнушку к связям завлекал.
Сам царь, на слишком юных падок,
в своём шатре их обнимал.
Павлин кричал, еврейка пела,
что стала женщиной в ту ночь.
Луна, как дыня, вниз смотрела,
но уходила утром прочь.
А Соломон уже трудился,
для Библии писал стихи.*
Еврейке царь в ночи приснился,
она не верила в грехи.
К зиме наследника рожала.
Их было много для войны.
Вся Иудея задрожала,
дрались, не чувствуя вины.
Потом другие приходили
и утешались им сполна.
И столько мальчиков родили,
что не минует их война.
*Имеется ввиду "Песня песней" царя Соломона
2. Сочельник
В сочельник радуга взошла
над морем и горами,
она нас, грешных, вдаль вела
с индийскими волхвами.
Они спешили в Вифлеем
увидеть чудо света
и возвестить смиренно всем,
что жизнь в любви согрета.
Но к ночи снег пошёл стеной,
враги чтоб не узнали,
куда их путь ведёт земной
и где рассвет встречали.
Мы тоже с ними шли гурьбой,
как дети, улыбались.
От снегопада под горой
следы волхвов терялись.
Их заметал пушистый снег
на той дороге ровной,
где ветра затихал разбег
над Вифлеемом сонным.
И только новая звезда
горела, что есть силы,
во все дальнейшие года
с рождения мессии.
В ту ночь её лучом играл
младенец в час укромный.
Незримо ангел пролетал
над местом незнакомым.
Во тьме в хлеву у двух овец
шерсть серебром светилась.
Так охранял дитя Отец,
и ночь покорно длилась.
Волхвы закончили свой путь,
уже дары отдали.
В сочельник людям не уснуть,
они добрее стали.
3. Понтий Пилат
Ему надо было воскликнуть: - Свободен! -
И руку поднять над толпой к облакам.
Он стал бы, наверно, пророку подобен.
Теперь он причислен с другими к врагам.
Он в небо глядел, долго медлил с решеньем.
Свиваются в тучи вдали облака.
Замедленность речи назвали сомненьем,
так церковь решила, за нею - века.
Как всякий судья понимал, что безгрешен
стоящий Христос, опустивший глаза.
Но гнев фарисеев и Рима им взвешен,
гнев всё перевесил, как в небе гроза.
Он выдохнул воздух, как в рупор: - Виновен! -
И сразу обмяк, и с балкона ушёл.
Потом его шаг всю грозу был неровен,
терялось сознанье, дел важных не вёл.
Толпа обезумела в радостном крике:
- Мессия, мессия, и ты человек! -
Пилат понимал, как ничтожны улики.
Он грозного Рима рабом был навек.
4. Гроза над Иерусалимом
Нет вечных истин на земле,
но есть любовь и вера.
Пусть Книга на твоём столе
является примером.
В ней жизнь распятого Христа
и воскрешенье сына,
где тень от смертного креста
во все века невыносима.
Строй оцепления солдат,
палач и соглядатай.
« Гроза! Идёт гроза! – кричат –
Убийцам отомстит Создатель!»
Смешались люди, кони, треск
раскатистого грома,
слепящих молний яркий блеск
над площадью у ипподрома.
И топот ног, и дикий крик
испуга и проклятий,
где Ирода дворец притих
от грозовых объятий.
Такой грозы Иерусалим
не знал почти столетье.
Как водопад, дождь лил и лил,
стучал по крышам плетью.
Иосиф только знака ждал -
с креста снять Бога или друга.
От нетерпения дрожал,
как вся промокшая округа.
И вдруг он слышит над собой
глас, распоровший сферу:
- Христос воскреснет! Бог – с тобой!
Снеси учителя в пещеру.-
Гроза внезапно унеслась
пока снимал он тело.
Кровь в плащанице запеклась
и, будто мак, алела.
Он знал, что Магдалина ждёт
с сосудом мира, мыть мессию,
что мать в безумии зовёт
Иисуса. Он жалел Марию.
Он видел ласточек полёт
и, плача, улыбался.
Темнел в пещеру скальный вход,
он их давно заждался.
5. Слово
А завтра опять Воскресенье Христово
И вздох облегченья, последнее слово
Всегда остаётся навечно за ним.
И мы спасены добрым словом одним.
6. Фома неверующий
Закрыта дверь. Апостолы молчат.
Все ждут чего-то, а чего – не знают.
Так тихо, лишь сверчки в ночи трещат,
как будто встречу с ним благословляют.
Он появился с посохом в руке,
и пыль дорог сандалии покрыла.
Всегда без ноши, всюду налегке.
Какая сила дверь ему открыла?
Фома взглянул на запертую дверь,
свою ошибку смутно сознавая.
Ему ответ держать пред ним теперь,
неверие от страха проклиная.
Христос смотрел с печалью на него,
край плащаницы отвернул от тела.
Сверчки замолкли. Было от чего.
Фома смотрел на раны оробело.
- Ну что ж, Фома, вложи свои персты
в мои дырой зияющие раны.
Твои сомненья, будто кровь, просты,
но им тревожить и людей, и страны. -
Сказал и всё, и след его простыл.
Ушли сомненья, ощущенье страха.
Фома лицо ладонями закрыл,
упал на пол и, как дитя, заплакал.
7. Последнее слово
Купол заросший небесной травой,
крест накренился, готовый свалиться.
Стая ворон, будто тьма, над тобой
даже во сне не могла бы присниться.
Каркают твари Батыеву речь,
криком истошным тиранят пространство.
Нет никого, чтобы нас уберечь
и разрубить, как мечом, окаянство.
Пьянство и блуд, сквернословия тлен,
мрачность чиновников, взятки сплошные.
Стая пикирует, делает крен,
лопнут, как звук, перепонки ушные.
Господи, что же случилось в стране?
В пропасть какую так быстро свалились?
К нам сатана мчит на бледном коне,
чтобы толпой перед ним расступились.
Лавой кладбищенской дышит провал,
сделай лишь шаг и лети в преисподнюю.
Только одно остановит развал –
гневное окриком слово Господне.
Слово последнее тьму площадей
вспышкой глобальной, как эхо, размножит:
«Я накажу непокорных людей.
Я вас создал, я же вас уничтожу!»
8. Апокалипсис
Ночью белая сирень распускается,
тьма египетская к нам приближается.
Скоро канут все народы в божьем огне,
ангел мщенья мчит уже на чёрном коне.
Не хотели жить с природой по совести,
судный день пришёл к нам из древней повести.
Снова в огненный шар превратится земля,
термоядерный взрыв и зола, и зола.
9. Студент физик
Предупреждением – поэт,
предтечей – поэтесса.
Виной взорвавшихся планет –
стремление к прогрессу.
Как объяснить, что физик – гад
и жизнь его преступна?
Он сам себе, как гений, рад
и взрыву звёзд попутно.
И сам погиб, и свет померк
над золотым прогрессом.
Зачем он Библию отверг
и поклонялся бесам?
Нет ничего страшней таких
соперников природы.
Любой ценой прогресс для них –
есть двигатель свободы.
Больных нам надобно держать
в домах умалешённых
А мы привыкли потакать
капризам лжеучёных.
Ведь после них пускай потоп,
Сахара и Медина.
Студент глядит, как остолоп,
с почтеньем на седины.
Профессор с мелом у доски
мысль дерзкую обводит
лихим движением руки.
И даже Бог устал с тоски
смотреть, что происходит.
10. Немой вопрос
Что мне ваше «Интернет-мышление»,
проклятое Богом поколение?
11. Старость
С каждым годом старость
всё для нас печальней.
Остаётся малость
строк и слов прощальных.
Господи, Всевышний,
пожалей уставших.
Каждый вздох – не лишний
даже самых падших.
12. Иконы
Надо встать, надо чем-то заняться,
чтоб отвлечься от мыслей тупых.
Но как сладко в постели валяться
и смотреть на иконы святых.
Видно, правда, что не за горами
тишь кладбища и вечный покой.
Снег за окнами. Ноша с дарами
и волхвы, что спешат за звездой.
13. Палка
Прости меня, Господи, грешника!
Я палку сломал из орешника
и к морю пошёл на знакомую речь,
чтоб старость свою от болезней сберечь.
Мне горлица гулькает утром в окно.
Так сладко не спал я, наверно, давно.
И даже зимой, если вьюжная
погода стоит. Всё же южная
она ниже гор, - здесь у кромки морской.
От дома до моря подать мне рукой.
Столица, прощай! Ты была мне, как мать.
Но мать умерла, и тебя мне не знать.
Проспекты зловонны, без зелени
ватаги подростков похерены.
А в детстве моём золотые шары
сентябрьским огнём оплетали дворы.
Снопами валились с осенним дождём
на низкий штакетник и окон проём.
Сиротские, послевоенные,
как слёзы любви незабвенные.
Стал город чужим, незнакомым и злым.
Как денежный монстр над тельцом золотым.
Безжалостны люди. Нет крошки добра.
И в космосе чёрная тоже дыра.
14. Речь Чудотворца
И вот Николай Чудотворец стоит
и посох сжимает: «Прости меня, Отче,
за то, что раб божий о всяком хлопочет,
кто просит его, и о них же скорбит.
В краях мирликийских как паству сберечь,
когда сплошь язычники римских законов?
Они отвергают Христа на иконах!»
И слышит в ответ:
«Мне нужна твоя речь».
15. Признание
«Горе тому, кто без меры обогащает себя не своим.»
Книга пророка Аввакума ( гл.2, стих.6 )
Мы надежнее жили в аду,
чем у стен современного рая.
Развалили страну, как в бреду,
и своих и чужих проклиная.
Ветер свищет, где стынет тайга,
и ресурсы к границам уходят.
Что же мы натворили тогда,
если скулы проклятием сводит?
Если стал уже не человек -
как по сути, так по закону.
На ушедший двадцатый век
снова молимся, как на икону.
Три войны в нём дымились с огнём,
мертвецов поднимая из праха.
Но какой небывалый подъём
наступал после смерти и страха!
А теперь беспощадный террор
захлестнул шар земной, как проказа.
Он обрёл небывалый простор –
от Америки и до Кавказа.
Видно, Библия текстом права
о грехах двадцать первого века,
и ничтожны любые слова
декларации прав человека.
16. Иоанн Креститель
Голова лежит на блюде
и устало говорит:
- Что творите, сучьи люди?
Божья кровь во мне горит.-
17.
Соломон под старость жил развратно,
девственниц любил во тьме ночей.
Если жизнь назад вернуть обратно,
"Песни Песней" стали бы длинней.
Старость Соломона? Даже сорок
жизнь не отпустила добрых лет.
Библию писал? Текст Богу дорог.
Где его бессмертия скелет?
Не желал соседей быть богаче,
кедр ливанский закупая в храм.
Можно ездить на осле и кляче,
но долги прощать всем должникам.
Можно, грудь лаская иудейки,
не любить языческих богов,
а мечтать о гимне партячейки
на маевках невских берегов.
В Петербурге два лихих еврея:
Ленин с Троцким - вдруг переворот.
Матросня повесила на реях
офицеров и Балтийский флот.
Библия Россию не спасала...
И на церковь травля началась.
Золото церковных уплывало
к немцам в банки. И страна сдалась!
1979 - 2016 года, Москва - Севастополь
© Copyright: Вячеслав Левыкин, 2021
|