Я сижу в темноте. И она не хуже
в комнате, чем темнота снаружи.
Иосиф Бродский
Темнота, что внутри нас, где тонут проступки,
прегрешения, встречи, прощанья, по сути
есть ничто.
Это мы называем забвеньем;
пожирает не только пространство, но время.
Темнота, что внутри, во много раз хуже
темноты, что снаружи. Воззревшему вчуже
не слышна, не видна и как тайна сокрыта,
говорит на иврите, на идиш, санскрите
и на птичьем наречье, молчанием камня…
Говорит лишь с тобою. Она – моногамна.
Притаилась внутри, оборвав эполеты,
сжалась в точку, исчезла и вдруг незаметно,
превращаясь в потоп и сушу глотая,
поглощает с ней вместе и мысли о рае.
Заливает восходы, закаты – всё небо!
Ей не треба ни песен, ни зрелищ, ни хлеба.
Она в петлю толкает великих поэтов.
Ей не важно во что и как вы одеты.
После множества рюмок, стаканов и кружек
темнота (что внутри) вылезает наружу,
обливая всех грязью, помоями, скверной…
Но порой она, всё-таки, – милосердна, –
снова прячется.
Вижу её между строчек:
мне не страшно узреть её чёрные очи.
Было мало любви. Было множество спален.
Я сижу в темноте и не вижу развалин.
|
Изнутри придет
Предчувствие укора,
В котором - жизнь полет,
Где мог бы я, к примеру,
Влюбиться, как пацан,
Хоть в маленькую Веру,
Хоть в знатную мадам.
Но мой полет доселе
Настолько приземлен,
Что лишь печным Емелей
Закончится, как сон.