. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Всё — по случайности, всё — поневоле. Как чу́дно жить. Как плохо мы живём.
(Георгий Адамович. Памяти М. Ц.)
видения скитальца
Я бедный скиталец, забывший признанья в любви,
из глотки моей — лишь невнятные сиплые звуки, –
терзаясь в ловушках волнующих встреч визави́,
я вижу, как ты обречённо страдаешь — от скуки.
Так есть — извини… Ну, а что мне тебе предъявить?
Бродяжью судьбу? Пропылённый на трассах баул?
Ведь с ним я петлял, как бивачный босой кармелит,
в метели и зной, где и ли́ха, и страха хлебнул!
Теперь в глубине моей — глыба из мёртвого льда.
Но вижу тебя — пробивает… Я чувствую треск, –
так кро́шится лёд, растворяясь внутри — без следа,
лишь режет глаза, словно и́зморозь, матовый блеск...
И ты для меня — волшебство, мой утраченный рай, –
припомнить слова? Вот бы вспомнить уменье любить!
Слова — пустота, – мне бы сердца алмазом сверкать
и губ смаковать вожделенных миндальный лафи́т.
В моменты любви ты, как вспышка нейтронной звезды,
волной световой побеждаешь мой внутренний мрак, –
тебе я доверил от жизни бродяжьей бразды,
чтоб ты излечила хронический мой депресняк.
Когда я воспряну, — расправлю широкую грудь
и вспомню, где бросил свой меч — дорогой кладене́ц,
решительно знаю — приспичит за двери шмыгнуть, –
услышу вослед с облегченьем: "Прощай, молоде́ц!"
Проронишь слезинку, её промокнё́шь рушником, –
повесишь потрет, чтобы и́зредка с грустью смотреть….
….Вот тут я проснусь, распластавшись во по́ле ничком,
с баулом дорожным, в котором — нехитрая снедь…
Послесловие:
* лафи́т (точнее, Шато Лафит, фр. Chateau «Lafite-Rothschild») — французское красное вино бордоского типа из округа Медок, подаётся слегка подогретым.
Максим Фадеев & SEREBRO — Притяженья больше нет
"пропылённый"… навевает…
Целуя знамя в пропылённый шёлк и выплюнув в отчаяньи протезы,
фельдмаршал звал: «Вперёд, мой славный полк! Презрите смерть, мои головорезы!»
Измятыми знамёнами горды, воспалены́ талантливою речью,
расталкивая спины и зады, — одни стремились в первые ряды
и первыми ложились под картечью.
Хитрец и тот, который не́ был смел, не пожелав платить такую цену, –
полз в задний ряд, но там не уцелел: его свои же брали на прицел
и в спину убивали — за измену.
Сегодня каждый третий — без сапог, но после битвы заживут как кре́зы.
Прекрасный полк, надежный, верный полк — отборные в полку головорезы!
А третьи и средь битвы и беды старались сохранить и грудь, и спину —
не выходя ни в первые ряды, ни в задние, но, как из-за еды,
дрались за золотую середину.
Они напишут толстые труды и будут гибнуть в рамах, на картине, —
те, кто не вышли в первые ряды, но не́ были и сзади — и горды,
что честно прозябали в середине.
Уже трубач без почестей умолк, не слышно меди, тише звон железа…
Прекрасный полк, надёжный, верный полк — отборные в полку головорезы.
Но нет, им честь знамён не запятнать — дышал фельдмаршал весело и ровно.
Чтоб их в глазах потомков оправдать, он молвил: «Кто-то должен умирать,
А кто-то должен выжить, безусловно!»
Пусть нет звезды тусклее чем у них — уверенно дотянут до кончины,
скрываясь за отчаянных и злых, последний ряд оставив для других,
умеренные люди середины.
В грязь втоптаны знамёна, славный шёлк, фельдмаршальские жезлы и протезы.
Ах, славный полк!.. Да был ли славным полк, в котором сплошь — одни головорезы?!
