Картинка — уникальное полотно Рембрандта Ван Рейна
«Даная» (Эрмитаж), в 1985 году пострадавшее от вандализма.
нелепости недосказанного
Он. Она. Купе. И ночь... Поезд едет — люди спят.
Чтобы скуку перемочь, щиплют кислый виноград...
Дама, — образно зевнув: «Может ко́фею попьём?» –
дабы скрасить рандеву с умыслом побыть вдвоём...
— Можно кофэ, у меня есть Lavazza – просто шик!
Руку к сердцу прислоня́, оживился вдруг мужик, –
вмиг слетал за кипятком, прихватив сухих галет,
и уставился молчком на пленительный "прэдмет"...
Выпив кофе чашки три, скушав простенький сухарь,
дама сладко говорит: "Что вы, право, как дикарь!
Расскажите что-нибудь позабавней, посмешней, –
скоротаем скучный путь...чу! становится темней..."
Раззадорился герой — вспомнил старый анекдот,
подперчи́в его муро́й про блок-шот и апперкот...
Вняв ему без куражу́, — дамы взор посоловел:
«Ладно... Я вам расскажу...бытовую из новелл:
На войну пошёл король, на слугу оставив дочь,
обозначил ему роль, как он должен дело смочь:
потакать во всём везде, исполнять любой каприз,
а не сдюжит — на гвозде повисит главо́ю вниз!
Наступила, в общем, ночь, и мамзель зовёт слугу,
он пришёл — она точь-в-точь будто эльф на берегу.
Мажордо́м прикрыл глаза, та — в чём мама родила!
Просит дерзкая краса хоть граммулечку тепла...
Устыдившись, бедный паж не увидел в том посы́л,
страсть приняв за эпотаж, – пледом гурию прикрыл.
На другую ночь опять мадмазе́ль зовёт в покой.
Только пледов не видать! Манит розовой рукой:
"Как же зябко, мил лакей! Ног не чую под собой, –
хоть до сме́рти околей..." А сама — чепец долой!
И несносный камергер, штору пыльную содрав,
бросил ей на секретер и из спаленки — стремглав...
Третья ночь...вся дво́рня спит. Из светлицы слышен писк,
жалкий прихвостень дрожит — та срывается на визг:
"Замерзаю! Где ты, дрянь!!" Паж бежит на дикий вопль
— Ваша светлость, не буянь! Прислужить тебе дозволь!
Но светёлку осмотрев привередницы чудно́й,
наш герой оторопел: нет тряпицы ни одной!
Сняв рубашку и штаны, голой барышне отда́л,
и, крадучись вдоль стены, возмутительно бежал...
Всё ж, – ля-ля и тополя, время шло, как листопад —
храброй свите короля вышел срок вернуться взад...
«Что мне скажешь, дорогой, каково́ там дщерь моя?
Щедрым был ли ты слугой?» Барышня растеряна...
— Ваша милость, убеждён, – тот присел у важных ног, –
злиться дочке не резон — был послушным я, как мог!
Побелев, как школьный мел, трясану́ла дщерь серьгой,
заорав: «Нет! Не сумел!!» – гневно шваркнула ногой.
Ох, насупил батька бровь: «Позабыл про мой наказ?!
Я велел — не прекословь! Сечь ослушника тотча́с!»
И секли его плетьми... кровь струилась по лицу, –
еле смог он доползти за разгадкой к мудрецу.
— В чём скажи моя вина? Я усердно службу нёс,
отработал долг сполна, а она меня — вразнос...
Тот учил всех без прикрас, поскоблив мясистый нос,
кротко молвил, щуря глаз: «Знатный нынче сенокос...
Ты сходи-ка на луга́... там сенца́ – да свежего! –
обнажившись донага́, набери... да съешь его».
Обомлел страдалец наш: что за бред старик несёт?
Молвил тот, уйдя в шалаш: «Всё логично! Ты — осёл!»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Да-а, забавен был рассказ — хохотали от души!
На рассвете пыл угас... воздыхатель не спешил, –
взяв печеньку со стола, стал задумчиво жевать,
незнакомка прилегла, подоткнув ручную кладь...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Поезд нёсся...чих-чух-чах... Даме скоро выходить.
Собирались впопыхах — шёл с поклажей впереди
наш попутчик-селадо́н. Пассажирка хвать коше́ль,
хоть и несмышлёный он, справедливо ставит цель:
заключительной строкой рассчитаться за "общак", –
кавалер махнул рукой: «Что вы! Что вы! Я — за так!»
Напоследок что сказать? И мамзель, разжав кулак,
дерзко бросила в глаза: «Тут — на сено, мил чудак!»
Послесловие:
Гениальное прочтение стихов Анатолием Белым! Фрагмент из шоу Евгения Рыбова "ОК, на связи!" от 22.08.2019
Алексей Жемчужников. Ночное свидание
В ту пору знойную, когда бывают грозы и ночи пред дождём прохладны и теплы; в саду бушует ветр; в аллеях, полных мглы, дубы качаются и мечутся березы; и ты в шумящий сад, один, в такую ночь пойдёшь на тайное свиданье в час условный, – умей обуздывать игру мечты любовной, старайся страстное влеченье превозмочь. Не представляй себе, пока желанной встречи миг не настал ещё, как трепетную грудь, ланиты жаркие и молодые плечи ты будешь лобызать свободно. Позабудь, как прежде их ласкал. Послушный нетерпенью, вслед за мелькнувшею в куртине белой тенью ты не спеши. Вот тень ещё. Взгляни назад — вон пробежала тень… и там, и там… Весь сад наполнен по ночам тенями без названья! В дали темнеющей послышится ли зов — не обращайся вспять, не напрягай вниманья… Тот голос не её. Здесь много голосов, под гнётом чуждой нам, какой-то странной грёзы ведущих меж собой невнятный разговор иль порознь шепчущих… Как страстен этот хор! То вздохи томные послышатся, то слёзы… Вокруг тебя обман; но правда впереди. Тебя ждёт счастие, и ты спокойно жди. И трепетом твой дух займется сладострастным, когда вдруг шёпотом таинственным, но ясным: «Я здесь», – произнесут знакомые уста; и взгляда зоркого виденье не обманет, когда увидишь ты: рука из-за куста тебя и с робостью и с нетерпеньем ма́нит.
(1856)
* Селадо́н (ирон. от фр. Céladon) — пастух, изнывающий от любви, герой французского пасторального романа XVII века «Астрея» ("L’Astrée") Оноре д’Юрфэ; любитель ухаживать за женщинами, волокита
** "общак" (ирон.) — в данном контексте – общение
