Когда ему исполнилось пятнадцать,
нашёл он в небе раннюю звезду.
Не мог он на неё налюбоваться
и жил с тех пор в горячечном бреду.
Замкнуло сердце…
На крови поклялся
звезду с небес таинственных достать.
Пятнадцать лет мечтою вдохновлялся
и о звезде писал стихи в тетрадь.
Забыл он обо всём буквально;
а мог бы репу и морковь сажать.
Он жил неинтересно, непохвально;
не захотел детишек нарожать,
хотя и мог, но он не стал жениться
и на всю жизнь остался одинок…
Он в женщинах ценил тела и лица,
но к женским душам был, увы, жесток.
Он по ночам писал стихи в блокноте,
влюблённо глядя на свою звезду,
не поддаваясь сладостной дремоте
под яблоней в заброшенном саду.
Но охладел к мечте он почему-то,
прожив примерно сорок скучных лет.
Экзотике заморского грейпфрута
он предпочёл вкус маминых котлет.
А жизнь его всё длилась, длилась, длилась…
К нему вернулась давняя мечта,
когда душа от жизни притомилась
и в перспективе горние врата,
купил он альпеншток и снаряженье,
на иностранный самолёт билет.
И унесло его воображенье
туда, где кроме них с звездою нет
буквально никого – одни вершины –
и в недоступной вышине она…
А там, внизу, тенистые долины
и буйная цветущая весна…
…В высокогорье чище атмосфера.
Сияние звезды в ночи сильней...
И укрепилась у поэта вера,
что нет на свете никого родней…
* * *
Художником был лишь отчасти
мой друг, неизвестный поэт.
Он в стихосложенье был мастер,
а в живописи, увы, нет…
Зато штормовые рассветы
словами описывал так,
что волосы рвали поэты.
(Как жалко мне их, бедолаг…)
Художники им восхищались,
читая пейзажи-стихи,
и в душах, наверно, смущались,
свои вспоминая грехи:
Эх, сколько потрачено красок,
испорчено сколько картин!
В стихах же рассвет…
До мурашек…
Почти до безумия, блин!
…В картинах убористых строчек
сокрыт персональный секрет,
как запросто без заморочек
творит неизвестный поэт.
* * *
Крест-накрест руки он сложил
и медленно глаза
закрыл...
Он жизнь свою прожил.
А за окном гроза…
Сверкает молния, гремит
последний в жизни гром.
Уходит в никуда пиит,
нас осенив крестом…
Прощальный взгляд, последний вздох,
последний сердца стук.
Избавил милосердный бог
его коллег от мук.
По-настоящему затих
и в мир другой ушёл,
не дописав последний стих –
и это хорошо!
Теперь не надо нам читать
его ужасных строк…
Положим в гроб его тетрадь,
напишем некролог
с набором всем известных фраз,
нальём за упокой.
Пусть ржёт на кладбище Пегас
над гробовой доской…
* * *
Rainer Maria Rilke
Der Tod des Dichters
Смерть поэта
Перевод
Лежал он с жёлто-земляным лицом,
уже утратившим живые краски,
напоминавшим восковую маску
актёра, потерпевшего фиаско
в спектакле с предсказуемым концом.
Кто был знаком с ним, тело чьё мертво,
не ведали, что мир и он едины:
леса, луга, озёр и рек глубины –
всё это было на лице его.
И лик его простор пока хранил –
к нему тянулась эта даль без края…
Но неподвижна маска восковая…
Забытый нежный плод напрасно гнил,
в саду на верхней ветке умирая…
|
Как тот Пегас на кладбище.