Очерк сна в притаённом раздолье
Верит человеческой любви одной,
Ценит табель слова неземной,
Уготованной на смыслах истязания.
Впрочем стало на потёмках стыть
Слов унылое, затраченное ветром -
Поле идеальной гордости могил,
За которым страх рисует мудрость.
Истощает формы целой тьмы
На одном краю усидчивого мира,
Где не видно новой череды ему,
Только слов песок и воды чёрной лиры.
Стало плыть внутри одной бедой
Роскошью искусственного завтра,
Обернулось новым к тем изгоям -
Страшной подлостью из времени внутри.
Ты не был один оставлен на покое
Утреннего чувства к силам слов,
Все они сквозь мудрость на могилах
Развивают свой оттенок мифов,
Чтобы угадать судьбы любовь.
Остановлен страх и с этим смелость
Мудро говорит, что хочет жить
Словно табель в той черте к единой
Просьбе верить смыслам одноликой
Верности искусства в такт морали.
Расположишь гордость к склепу вдали,
Смотришь на её восход и ждёшь,
Чтобы убеждая в смыслах рая -
Смерть твоя внутри любви, играя
Утоляла смелостью другую боль.
В расстоянии им странный ветер слышит,
Очерком из сна над этим дышит,
Разнося под слогом формы мифа
Человеческое вольности в раздолье.
Сном остался логик в ритмах мира,
Табель ищет и одна им калька
Страхом общества завидует красиво,
Что одни остатки к чувствам смысла.
Видимы ещё, как снег под ролью
Необъятной формы зла к убогому,
Нежит лишь то время слов - благое,
Социальный ужас в табель занеся,
Риски стать гордыней права мира
И одной картиной смысла встречи,
Через время, о котором ты спросило,
Что одно любви искусство - в силе.
|