— Безумец, опомнись! Джульетта — графиня!!..
Она тебя любит? Плебея?!.. Остынет.
Ах, ты знаменит. Ну и много ль в кармане?
Гвиччарди супругою равному станет!..
Надменное чванство! Чудовищна рана.
Недолго сломаться. Но есть фортепьяно,
испытанный друг, исцеляющий муки.
Под ласкою клавиш заплакали звуки,
всю горечь и боль оскорблённого чувства
излили в пространство… Врачует искусство!
Сквозь сжатые зубы не выйти рыданьям.
Он горе оплачет, скрывая терзанья.
Душа, обожжённая пеплом утраты,
очистится скорбью бессмертной сонаты.
На свете всё зыбко, неправедно, лживо.
Лишь музыка вечна, чиста и правдива!
Трепещут под чуткими пальцами струны…
Но кто окрестил эту исповедь «лунной»?
Эй, Рельштаб! Где вод фирвальдштедских сиянье?
Да как ты не дрогнул у бездны страданья!..
Бетховен… Он гений! Он сильный, упрямый.
Ему ль оставаться невольником драмы?
Взрываются гневом пассажи финала,
и волнами яростно плещут на скалы,
вздымая мотив ослепительно гордый:
— Судьбу я схвачу за холёное горло!
И ныне, и в мраке последнего дня
злодейке сломать не удастся меня!
Могучий титан с непокорною гривой
пронзает грядущее страстным призывом:
— В стремлении к счастью сметайте преграды!
И в горестях должно выковывать радость!
|