Сл. Евгения Рейна
Муз. Владимира Буслаева
Всякий раз, открывая альбом Модильяни,
Я тебя узнаю, но не с первого взгляда.
На продавленном нашем кошмарном диване
Ты вздремнула, и вмешиваться не надо.
В неумытом окне не пленэр Монпарнаса –
Ленинградские сумерки в бледном разливе,
Вечный вклад сохранила на память сберкасса,
Но дает по десятке в несносном порыве.
Надо долго прожить, надо много припомнить,
И тогда лабиринт выпускает на волю
Эту мягкую мебель разрушенных комнат,
Что была нам укромной и верной норою.
И стена восстает из холодного праха,
И гремит колокольчик полночного друга:
«открывай поскорее, хозяин-рубаха,
эта смерть незаметна и легче испуга».
Собирается дождь над Фонтанкой и Невкой,
И архангел пикирует с вестью благою,
И на кухне блокадник шурует манеркой,
Просыпайся и сонной кивай головою!
Ты не знаешь еще – все уже совершилось,
И описано в каждом поганом романе.
Я молился, и вышла последняя милость –
Это жгучее сходство с холстом Модильяни.
|
