Зыбкий омут зазеркалия
Бледнеют морали и рушатся строгие храмы…
И тень по стене – ручейком тёмно-белых полос.
А ты отрешенно глядишь в зазеркалие рамы
На зыбкое солнце в зелёном тумане берёз.
Ну что же, давай я тебе по руке погадаю
И в сеточке линий найду потаенную нить.
А вдруг, в самом деле, все тайны твои отгадаю,
В какие пока и себя не решаешься ты посвятить.
Милы и наивны твои ожидания чуда.
И в чутком замахе задумчивы крылья бровей.
А я машинально историю давнюю чью-то
Пытаюсь представить историей жизни твоей.
За окнами солнце в бездонном безумии мая.
Сейчас я шагну и в пространство окно растворю.
Да, я тебе лгу, но с отчаяньем вдруг понимаю,
Что сам уже верю во все, что тебе говорю.
Вкус амареттовых губ
Пыльные улочки лета,
Солнце в просветах листвы…
Мысли от сонного ветра,
Как «Амаретто», густы.
Тают вчерашние тени
На парапетах пруда…
Рук легкий выгиб, колени…
Лодка, весло и вода…
Плещутся светлые струи
Веером солнечных бус…
А у твоих поцелуев –
Спелой черемухи вкус.
В сгустках вечернего света,
Словно с обветренных клумб, –
Запахи пьяного лета
От амареттовых губ.
Неиссякаемый божий свет
Есть дно у речки, у моря, озера
И даже кризисов глубь видна.
Есть дно у рюмки, копытца козьего…
И только жизнь не имеет дна.
И вряд ли мудрые замечаем мы,
Решая вечное: «Быть – не быть?»,
Что жизнь… она лишь тогда кончаема,
Когда в ней нету, кого любить.
Не славы ради, в угоду выгоде
Вел к жизни страждущих Моисей,
Ведь лишь любовь, будто вещий двигатель,
Дает осмыслие жизни всей.
Святая, грешная и свободная
Любовь в личинах живет любых.
Она – то искорка сумасбродная,
То утонченный вечерний стих.
Неприхотлива и невзыскующа…
В извечных буднях летящих лет
Любовь меж прошлым у нас и будущим –
Неиссякаемый божий свет.
Про «это»
Постыдно-скрытый интерес…
Касанья миг случайный…
И полудетски легкий стресс
От вдруг открытой тайны.
Где явь, где сон, где ложь, где срам…
С зимой смешалось лето,
Когда впервые кто-то нам
Вдруг рассказал про «это».
Всё было… первое вино…
И к радости великой –
Красиво-взрослое кино
С распутной Анжеликой.
Мы будто воспарили ввысь
Взахлёб за шалым ветром,
Когда любовь и страсть слились
В истории про «это».
Пусть за окном – то снег, то зной,
Безумием сюжета
Любви безудержно-земной
Нас озаряет «это».
И счастье в том, что в миг любой
Мы все в душе поэты,
Поскольку ВЕЧНАЯ ЛЮБОВЬ –
Она, как гимн про «это».
Женщина в окне
В уставших сумерках бесплотен
День тает в уличном огне…
А в доме в ста шагах напротив,
Как в кадре, - женщина в окне.
Брюнетка… ситцевый халатик…
И поясок с цветным концом…
Она то кстати, то не кстати
К окну повёрнута лицом.
Роняет что-то, поднимает…
Притихнет… снова заснуёт…
Она, как будто понимает,
Что кто-то смотрит на неё.
И вся она, как нараспашку
Для счастья – телом и душой.
Ночная пленница-бедняжка
В своей клетушке небольшой.
Каким проклятьем иль наветом
Тебя преследует беда?
Какие жизненные ветры
Тебя забросили сюда?
Зачем твои печальны окна?
Зачем в них так неясен свет?
И почему ты одинока,
Красавица в расцвете лет?
Твой добрый мир совсем не скрытен.
Он светел, чувствами маня.
Но понимаешь… я лишь зритель,
И жаль, но фильм – не для меня.
…Слепа судьба… и в дырках сети,
Но почему-то наперёд
Я знаю: есть любовь на свете…
Она в пути… она идёт…
Гадание на любовь
Гадают девочки на любовь.
Пусть сомневаются, но гадают.
И цвет ромашковый, хмуря бровь,
С наивной верою обрывают.
И ждут: то ль радость, а то ль беда..,
Не понимая в душевной боли,
Что чувства чуткие никогда
Не подчиняемы чьей-то воле.
Гадают девочки на любовь
И, снам своим доверяя тайны,
Наивно верят гипнозу слов
И тайной магии толкованья.
И лишь, когда зацветет весна,
Тревожа сладостью чупа-чупса,
Они поймут вдруг, что в вещих снах
Любовь – ответ на твои же чувства.
Встреча
(сонет)
О, Боже мой, какою же ты стала…
Я б не узнал на улице тебя…
Я б не узнал, а ты меня узнала –
Красивая, чужая, не моя.
Во мраке захолустного вокзала
Возникла вдруг ты из небытия.
А рядом мирно бабушка вязала
И шумно гомонила ребятня.
Я помню, как по темному перрону
Мы шли вдвоем к далекому вагону.
Потом короткий трелистый гудок
Мне ранил сердце неизбывной болью.
И таял в снежной хмари городок
С далекой, полудетскою любовью.
Порванное фото
Не стоит у любви просить прощенья.
Не стоит у любви просить прощенья.
И тешить память вздохами о ней.
Любовь не принимает возвращенья,
не просит за измену возмещенья.
Любовь не принимает возвращенья,
уверенная в святости своей.
Бездонно небо звонкого апреля,
Бездонно небо звонкого апреля.
И колдовские ветры над крыльцом.
А где-то сад и старые качели,
и тоненькое треньканье капели.
А где-то сад и старые качели,
и девушка с улыбчивым лицом.
Ну что бы подойти и повиниться.
Ну что бы подойти и повиниться.
Собрать и склеить фото из клочков.
Но не вспорхнет душа, как будто птица.
Не стукнет дверь, не скрипнет половица.
Нет, не вспорхнет душа, как будто птица,
при дальнем стуке бойких каблучков…
Первая любовь
А мы сидели и молчали,
Звенела лодочная цепь.
И ни слезинки, ни печали
В твоем задумчивом лице.
По водной глади рябь рассвета
Скользнула, и не знаю как
В медовом захолустье лета
Я осени увидел знак.
Дремал увешанный плодами,
Сад, и лился неясный гул.
По листьям яблоки стекали
И тихо падали в траву.
…Я жду: сейчас ты тихо спросишь.
И с удивленьем вижу я:
В твоих глазах застыла осень
Слезинкой летнего дождя.
*
По капле лето истекло,
В свои права вступает стужа.
И вот опять в узоре кружев
Мое оконное стекло.
Вне всех и всяких сущих зол
Запечатленное мгновенье.
Сморю с немым благоговеньем
На этот сказочный узор
Не в том ли воля Бытия
И знак Межзвездного Контакта,
Что в этих контурах абстракта
Сквозным сюжетом – ты и я?
Счастье
С годами видится все чаще
В неясной тьме житейских стуж,
Что счастье – это соучастье
Родных и очень близких душ.
И принимаешь тайной страстью,
Как состоявшийся удел,
То счастье – собранные части
Всех добрых помыслов и дел.
Пусть ты раним бедой любою,
Пускай горьки ее плоды,
Но где очаг зажжен любовью,
Там меньше шансов у беды.
Где мир признаний и прощений,
Где в каждом жесте – добрый след,
Там меньше шанс у ощущений
Напрасности ушедших лет.
Земной судьбы своей во власти
Сумей услышать благовест.
Ведь счастье так же, как несчастье,
Всегда твой выбор или крест.
Осенний сон
Мне отвечает лето: «Нет…
Я нынче к вам неблагосклонно,
Не вам лугов блаженный цвет
И смех цветочного бутона,
И легкий ветер теплых дней,
И птичий гам лесных обрядов,
И легкомыслие дождей,
И мягкий выгиб зыбких радуг».
Мне отвечает осень: «Да…
Я понимаю ваши муки.
Для вас – усталая вода
И остывающие звуки,
И отступающий перрон,
И скрип весла, и звон трамвайный,
И этот вальс «Осенний сон» -
Минувших дней воспоминанье».
Осенний сонет
Еще незрима паутинка-осень,
А мой случайный взгляд заметил, как
В листве волос твоих мелькнула
прядкой проседь,
Минувших лет неуловимый знак.
Далеким звоном – эхо дальних весен.
Все тише шаг, все реже быстрый шаг.
Речные всхлипы одиноких весел,
Все было так, а может быть, не так.
И, может быть, совсем не осень это?
Еще вчера цвело шальное лето.
Но тает где-то в небе дымный след.
И птичий клин плывет куда-то мимо.
И горше ничего на свете нет,
Чем эта грусть в глазах твоих любимых.
Любовь
Круты у жизни виражи.
Как просто с них сорваться разом.
И то, что я покуда жив,
я ей – любви своей обязан.
В колючей хмари января
на ветке зябнущая птица, -
она, любовь, совсем не зря
однажды в души к нам стучится.
И не поймёшь её порой,
крутясь в своих заботах пресных.
Но солнце брызнет, и травой
зазеленеет мир окрестный.
Кто и когда её поймёт
и в возрасте каком – не важно,
а я прозрел, поняв её,
когда солдатом стал однажды.
Дни, как мишенные круги,
слились тогда в клубок единый,
а сердце рвалось из груди
навстречу той одной, любимой.
Мотивом в неба витражи
любовь взмывала выше, дальше,
невосприимчива ко лжи,
не расположенная к фальши.
Ну, а потом…А что потом?
Мы, как и все, - живые люди.
Любовь терзали на излом
и обстоятельства, и будни.
Порой устала и больна…
Обижена…А как иначе?
И если выжила она,
то не ошиблись в ней мы, значит.
|
