Вставало октябрьское утро, с линяющей синью небом,
c огромным алеющим шаром, прикрытым подолом туч.
В сырой наготе деревья, воздевши в бездонное ветви,
в предчувствии жгучих метелей, как будто сдавались зиме.
И только одна рябина, алея в осеннем небе,
платя за долги чужие, салютовала ему…
Один поглядел в окошко, почувствовал холод и слякоть,
вспомнил недуг и черта, и тяжело вздохнул.
Другой, озабоченный чином, съев бутерброд с икрою,
в поданной персоналке, быстренько укатил.
Не замечал он погоды, была голова забита
заботой о благе народа – «Чтоб ноги не протянул».
Третий поднялся рано (жил в коммунальной квартире),
в окошко взглянул и ахнул, быстро схватясь за перо…
В серо-ветхом заборе туч, что дышали на ладан,
солнце, ярясь, вбивало гвозди своих лучей.
Огненно-рыжие гвозди, пройдя насквозь, как на вылет,
красили в рыжее землю, лужи, деревья, дома.
А ветер, метлой иль кистью (ну как подобрать сравненье),
мел с луж кораблики – листья и рисовал небеса.
И было в порывах ветра что-то пронзительно-ново,
как будто весна, а не осень, землю берет в полон.
А, увидав рябину, восславил ее донкихотство,
и, взявши метлу и кепку, ветру пошел помогать.
|
