Трубят тромбоны водосточных труб,
рассержены поля электротоков.
И голос ветра так ужасно-груб,
и действует на нервы так жестоко,
что говорить с ним у меня нет сил
и слушать, как гремит железной крышей.
Зачем об этом ты меня просил
и спрашивал: – Ты слышишь иль не слышишь?
Я лучше буду слушать тишину,
чем восторгаться буйствами стихии,
смотреть на молчаливую луну,
чем думать о ветров полифонии.
Но ты настойчив. Потому стою
с тобою у оконного пролёта
и должное, раз надо, отдаю
аккордам атмосферного фокстрота.
Ты что-то говоришь про облака –
осколки непонятного мне кода –
что стих бы надо сочинить, пока
такая превосходная погода.
Истерзанная напрочь полумгла
тебе даёт святое вдохновенье.
(Я б тоже, может быть, тебе дала,
но ты меня не хочешь, к сожаленью…)
И я не слышу в ярости стихий
ни метрик, ни размеров и ни тропов.
Я не умею сочинять стихи,
но я терплю поэтов-остолопов…
|
