Безголосый, шерсти клочья,
еле лапоньки волочит —
Обозвали Кабыздохом,
Бабе Нюре только охать,
Сокрушаясь, оставалось:
«Поживи, хотя бы малость.
Мне одной тоскливо просто.
недолече до погоста.
Может быть, чтоб скрасить дни,
тебя черти принесли?».
Для соседей-то потеха, —
«Бабья дурь с плешивым мехом».
Так и дальше б продолжалось,
если бы не чья-то шалость,
Недосмотр или шутиха,
и могло случиться лихо.
Чуть не запылала баня
в огороде дяди Вани.
В час, когда посёлок спал,
поднялсЯ собачий гвалт —
Кабыздох вцепился в ухо
псу по прозвищу Кирюха.
Ведь Он сам был безголос,
так решил «немой вопрос».
Люд, проснувшийся на вой,
потушил всё в раз гурьбой.
С благодарностью к Кирюхе
все пришли. На правом ухе
До сих пор тот Кабыздох,
что поднял переполох.
С того дня его Сигналом
всё селенье величало.
|
