Луна на подоконнике и чай.
Ломоть пшеничный сохнет до рассвета,
и тень моя уродливей скелета.
Но мне не жаль, ни чуточки не жаль.
Того, что было прожито с тобой
на койке арендованной палаты.
Меняя лишь системы и халаты,
и слабости на плановый запой.
И наш гемоглабиновый коктейль...
Ты помнишь, нет? А я кишками помню,
как мы давились перечной любовью
в октябрь чумный и чумной апрель.
Ослабь уже шнуровку на спине.
Поставь иглу, мне впору помолиться.
С чертями всё - нам пить и не напиться,
мне каждый брат и святого святей.
Котами белыми расселись облака,
по крышам в ожидании молебен.
И я, мой Бог, наполовину меден,
и бел на половину, как стена. |