Robert Lee Frost
GHOST HOUSE
I dwell in a lonely house I know
That vanished many a summer ago,
And left no trace but the cellar walls,
And a cellar in which the daylight falls
And the purple-stemmed wild raspberries grow.
O’er ruined fences the grape-vines shield
The woods come back to the mowing field;
The orchard tree has grown one copse
Of new wood and old where the woodpecker chops;
The footpath down to the well is healed.
I dwell with a strangely aching heart
In that vanished abode there far apart
On that disused and forgotten road
That has no dust-bath now for the toad.
Night comes; the black bats tumble and dart;
The whippoorwill is coming to shout
And hush and cluck and flutter about:
I hear him begin far enough away
Full many a time to say his say
Before he arrives to say it out.
It is under the small, dim, summer star.
I know not who these mute folk are
Who share the unlit place with me—
Those stones out under the low-limbed tree
Doubtless bear names that the mosses mar.
They are tireless folk, but slow and sad,
Though two, close-keeping, are lass and lad,—
With none among them that ever sings,
And yet, in view of how many things,
As sweet companions as might be had.
ДОМ-ПРИЗРАК
Я живу в странном доме, которого нет.
Нет его, что ж поделать, уже много лет.
От него лишь остался подвал-мавзолей
в драпировке малины пурпурных стеблей.
Освещает подвал только солнечный свет.
Затянула дыру винограда лоза
в городьбе. На поля наступают леса.
Пребывает в забвенье померкнувший сад;
по стволам в тишине только дятлы стучат.
На траве по тропинке к колодцу роса.
Я с безумной сердечною болью живу
в этом доме, в нём будто бы всё наяву,
но кустами дороги к нему заросли;
не купается жаба в дорожной пыли;
рукокрылых лишь тени ныряют во тьму.
Здесь кудахчет, порхая над тихой водой,
по ночам неумолчный певец козодой.
Издалёка слыхать тарахтенье его,
но внезапно замолкнет, и нет ничего
под мерцающей летней неяркой звездой…
Только камни немые, покрытые мхом,
делят место со мной под рябины кустом.
Я не помню, какие под мхом имена.
Не моя в том оплошность и даже вина.
Может статься, я вспомню их. Только потом…
Будто вижу, как двое, обнявшись, идут
неустанно, но медленно, словно на суд.
И не слышно, чтоб кто-нибудь что-нибудь пел;
видно, голос у них до конца ослабел…
Бесконечен, как кажется мне, их маршрут…
The Vantage Point
If tired of trees I seek again mankind,
Well I know where to hie me--in the dawn,
To a slope where the cattle keep the lawn.
There amid lolling juniper reclined,
Myself unseen, I see in white defined
Far off the homes of men, and farther still,
The graves of men on an opposing hill,
Living or dead, whichever are to mind.
And if by noon I have too much of these,
I have but to turn on my arm, and lo,
The sun-burned hillside sets my face aglow,
My breathing shakes the bluet like a breeze,
I smell the earth, I smell the bruised plant,
I look into the crater of the ant.
С удобной точки
Когда прогонит лес меня, бродягу,
с рассветом я пойду искать людей.
В кустах средь можжевельника ветвей
на склоне сонного холма я лягу.
Никем не видимый лежу и вижу
деревню вдалеке, людей, дома,
могилы у соседнего холма.
Живых иль мёртвых, тех, кто взгляду ближе.
Полдня смотрю, покуда не наскучит;
уставший, я на локоть обопрусь.
Жара, но я пока ещё бодрюсь.
Стекает знойный ветер вниз по круче.
Я запахом земли моей дышу...
И муравейник веткой ворошу.
|
