Сквозь гомон гостиной нарядной,
Где лесть свои сети плетет,
Бродил я с тоскою нещадной
Среди напомаженных нот.
Всё было фальшиво и стройно,
Беседа — как скучный этюд,
Пока Вы, почти непристойно,
Нарушили светский уют.
Не взором, не фразой медовой,
Не в локонах — дивном венце, —
А в том, как на скатерти новой
Оставили след от пыльцы
С нечаянно смятой фиалки,
Что в пальцах упрямо дрожит.
И не было сцены печальней,
Где искренний трепет разлит.
И вспыхнув, но зло на мгновенье —
Не светская, злая досада! —
Взглянули, как будто смущенье
Сильнее любого наряда.
Одно лишь простое движенье,
Ненужное, полное смут, —
И пало мое окруженье
Из сотен холодных иуд.
И в этом смятеньи прелестном,
Где мир со всей знатью померк,
Был бог, не ведомый известным
Искусством напудренных век.
Я понял в сей миг величавый
Среди канделябров и роз:
Вся правда — в неловкости малой,
А вечность — в причине для слез.
Не взоров манящая сила,
Не шепот, что сладостней лир, —
А то, как Вы хрупко сронили
С цветка на колени свой мир. |
