Я пишу тебе здесь, погружаясь в глухой уют.
Водосточные трубы слез больше уже не льют,
ибо жидкость твердеет. Там, за стеклом — застой.
Смог — не облако, нет, но прикинувшийся пустотой
осязаемый хлам; это — Время, чей жест и такт
заполняет собой наш последний с тобой контракт
на владенье пространством. В этой сухой среде
мы приучены верить не взгляду, но лишь стене,
ибо зрение — лишнее. В серой, немой стране
небо пало на грудь, как покойник на простыне,
упраздняя понятие верха. И, воскурив
свой ничтожный налог — этот сизый, сухой курсив
— я вношу свою лепту в грядущее, где «прощай»
не находит лица. В рукотворном, земном раю,
соразмерном забвенью, я на самом краю стою,
узнавая не смерть — эту частную тишину
— но дистанцию: время, вменившее нам вину.
|