(Продолжение)
Женили Володьку без воли его…
Ведь матушке дева понравилась сильно.
Шептала старушка: – Пойми, идиот,
Ты в роскоши будешь купаться обильно!
Есть хата, авто и вагон барахла,
Приданое нынче имеет же цену!
Что надо, скажи, дорогой, для хохла?
Тебя не прокормит, Володенька, сцена!
Сынок же, конечно, деньжата любил,
Умел их считать, и то было не ново.
– Да что я, мамаша, совсем уж дебил?
А где же любовь и мужицкое слово?
Мне надо обнюхаться и испытать
На что же та девица в сексе годится,
И будет ли сладкою с нею кровать,
Какие – фигура, лицо, ягодицы?
– Да слюбится-сладится! – мать завела,
Привыкнешь к жене и научишь разврата.
…Женила пиита как будто козла,
Страсть чувств, подменяя машиной и хатой.
Невеста была в Эмиратах пока,
И Вова её совершенно не видел…
Лежал и мечтал, разминая бока,
А звали красавицу простенько – Лида.
– И где ж её матерь смогла откопать,
Чтоб сыну дать счастье на многие годы?
Эх, мама родная, туды вашу мать,
Как вы безнадёжно отстали от моды!
Но спорить с мамашей – себе навредить,
Ведь кто же желает несчастья детине?
Не даром роднила их кровная нить,
Что стала для Вовы большой пуповиной.
Подумал и, взвесив все «против» и «за»,
Жених разрешил ту задачку двояко:
– Сойдусь, коль красивою будет коза,
А если уродиха – выдворю бяку!
Чтоб снять напряженье – рюмашку налил
И выпил за счастье своё неземное…
– А может, и я Лиде стану не мил?
Тогда и не будет в судьбе геморроя!
… Невеста летела на встречу – как лань,
Оставив балдёж на Персидском заливе…
Ну как же не ехать, коль с Вовой «роман»,
И ей захотелось быть тоже счастливой?
Гудел аэробус под солнцем – как жук,
Тащил Вове фарт для распутного тела,
А он скромно ждал, участив в сердце стук,
Немного дрожал, как козлёнок несмелый.
Интрига мамаши была хороша:
Сосватать двоих, не видавших друг друга!
И птицей к «любимой» стремилась душа,
Плюс пульс напрягал ниже пояса туго…
Терпенье кончалось. Хотелось скорей
Увидеть любимую в образе девы.
В главе появилось полсотни идей,
Что можно бы сделать своей королеве.
С букетом шикарным, в крутом пиджаке,
Шатался пиит в терминале столицы.
И было, шальному, больших двадцать лет,
И только под сорок желанной тигрице…
Продолжение следует...
|