Во дворе уже никого не было – ни Борьки, ни Мишки, ни даже Женьки, который обычно здесь ошивался до позднего вечера, пока батя не угомонится. Начинало темнеть. Из кухонь первого и второго этажа доносились голоса разговорчивых соседок, и пахло жареной картошкой с луком. Сразу захотелось есть. Я посмотрел в сторону нашей коммуналки и увидел в одном из окон кота. Словно копилка на бабушкином комоде, Пушок сидел без движения и смотрел прямо на меня. Я зачем-то помахал ему рукой, но он и ухом не повёл, и, вообще, спрыгнул с подоконника куда-то вглубь дома.
Я нарезал ещё пару кругов во дворе и уже собирался было идти домой, как вдруг дверь соседнего подъезда заскрипела, и на ступеньки вышел мальчик, которого я никогда раньше не видел. Он был приблизительно одного роста со мной, только очень бледный и худой. Пальто с настоящим меховым воротником висело на нём, как на вешалке, и длиннющий шарф в три слоя обматывал его тонкую розовую шею. На голове же у него не по погоде была надета школьная фуражка. Но не это поразило меня больше всего… Ботинки! Новенькие – блестящие, со шнурками – они торчали из-под его брюк, и от них невозможно было оторвать глаз. Я так и подошёл к нему, уставившись в землю.
- Привет, - сказал я. - А меня Сашей зовут.
- Иван, - представился мальчик каким-то взрослым с хрипотцой голосом, и протянул мне руку. Я пожал её и удивился насколько она была мягкая и тёплая – как у девочки.
- Ты в гости к кому-то пришёл? – полюбопытствовал я.
- Нет. Я живу здесь. Просто я никогда не выхожу во двор, - ответил мальчик.
- А почему? - продолжал допытываться я, - наказан, что ли?
- Да, нет. Я в музыкальной школе на скрипке занимаюсь. И ещё рисованием. Гуляю я обычно во дворе церкви, с другой стороны – у нас туда парадная выходит, а эта лестница чёрная. Вот пойду в этом году в школу – так времени вообще не будет хватать. Мне уже и форму купили.
- И мне, - не моргнув глазом соврал я. - А ты в какую – в 35 или 29?
- Да, не знаю я. - Ваня наморщил лоб, поправляя фуражку. - Она при университете – там мой папа работает.
Я уже не знал, о чём спрашивать моего нового знакомого, но чтобы произвести на него неизгладимое впечатление, достал из-под пальто, свою знаменитую, замечательную рогатку. Это была непростая рогатка. У всех пацанов резинка была чёрная, а у меня белая. Она хорошо тянулась и не трескалась со временем. Мне её папа с работы принёс.
- Ух, ты...вот, это да! Здорово! – щеки у Вани аж порозовели от счастья, когда он, целясь куда-то в небо, натянул резинку. - А давай меняться? Я тебе за неё водяной пистолет отдам. Мне его папа из командировки привёз...
Я не знал, что такое водяной пистолет, но само слово "пистолет", да ещё из какой-то там
" командировки " убедили меня.
- Давай!
Иван обрадованно, потянул меня за рукав в свой подъезд, который был довольно странным.
Во-первых, он не был проходным, как все другие.
Во-вторых, у нас на каждом этаже было по две квартиры, а в этом по одной.
И ещё: окна на первом этаже этого крыла дома были заложены кирпичом, и что там находилось – никто не знал. Поговаривали, что эти помещения были отданы церкви, и там делали свечи, а может быть даже гробы, но это были только предположения.
Ванина квартира была на втором этаже, и он, прислонившись спиной к двери, стукнул три раза каблуком своего красивого коричневого ботинка.
- Сейчас Ариша откроет - сказал он, пряча рогатку под пальто.
Аришей оказалась тётя Ира, которая по субботам приходила пить чай к моей бабушке. Это была очень крупная, румяная и всегда улыбчивая женщина. «С трудной судьбой» – так она сама о себе говорила. Окинув меня равнодушным взглядом, она отступила внутрь квартиры, как бы разрешая войти.
- Это Саша, - представил меня Иван. - Он мой друг, и я покажу ему театр. Раздевайся.
- Ну-ну, - вздохнула Ариша, не подавая вида, что знает меня, и скрылась за широкой белой дверью. Оттуда приятно пахло пирогами и что-то шипело и шкварчило...
Коридор был длинный и узкий. Кое-где между дверьми висели картины, и во всю его длину на полу лежала ковровая дорожка. Я повесил своё драное пальто, рядом с Ваниным и шёпотом спросил:
- А кто тут ещё живёт?
- Как кто?- Иван непонимающе посмотрел на меня. - А, ну да... Мама, папа, моя сестра Надя и ещё бабушка, но она сейчас на даче, и все её поехали встречать. У меня же сегодня День рождения, и я тебя приглашаю. Приходи часов в восемь – все наши будут уже дома. Мы с Надькой будем представление показывать. Пойдём я тебе театр покажу, - и Иван снова потащил меня за локоть куда-то по коридору.
- Во, смотри! - сказал он, когда мы оказались в довольно большой комнате, от потолка до пола сплошь уставленной стеллажами с книгами.
В углу находился письменный стол. Он был шире, чем тахта, на которой спали мои родители. Посередине комнаты стоял фанерный ящик с дыркой – как экран у телевизора.
- Это мы с папой сделали, - похвастался Иван, забираясь в него.
В окошке появилась голова Петрушки и она хриплым Ваниным голосом вдруг закричала:
- Привет, Сашка! Приходи ко мне на День рождения!
От увиденного меня стало просто распирать от любопытства, и я, не выдержав, заглянул внутрь ящика. Там стояло два стула, и на полоске лежала целая куча разных кукол, которые надевались на руку. Тут же лежали фигурки животных и декораций, в виде домиков, кустиков и деревьев.
- Ну что, придёшь? - спросил Иван, протягивая мне пистолет, который был почему-то голубого цвета.
Если бы не приглашение на День рождения, я бы ни за что не променял свою замечательную рогатку на какой-то девчачий голубой пистолет…
Домой я летел на крыльях счастья, предвкушая вечером в гостях у моего нового друга Ванечки что-то сказочно необычное. Только что же я ему подарю? Ведь надо же непременно что-то подарить.
Я стал лихорадочно перебирать в уме свои игрушки. Все они были либо поломаны, либо такие старые и потёртые, что и дарить-то их моему новому другу было стыдно. И тут я вспомнил... Ну, конечно! У меня же есть набор "Выпили сам". Там ещё Буратино нарисован, и лобзик настоящий внутри. Точно! Я даже знал, где он лежит: бабушка спрятала его в тахте. Её приговор был окончательный и строгий:
- Всё равно поломаешь. Вот подрастёшь немного – тогда дам.
Мама, помню, долго смеялась: одна бабушка подарила – другая конфисковала.
- Только надо быстрей его достать, - подумал я, - пока дома никого нет.
До чего же тяжёлая была эта тахта! Я еле поднял спальное место.
- Ну где же он?.. Ага, вот! Ну всё, подарок есть. А сколько времени? Я взглянул на часы – 17.15. Как ещё долго... А вдруг меня потом не пустят! Мама скажет, что поздно или что валенки мокрые… А какой сегодня день недели, что там на календаре? 23 января 1961 г. Суббота… Ой, ванна же вечером – мыть будут! Бежать, бежать скорей из дома, а то не видать мне никакого представления.Во дворе было уже темно, но уличное освещение ещё не включили – только квартирные
окна роняли свой слабый свет на медленно падающий снег.
- У кого бы узнать точное время? Офигеть, как оно тянется! Сходить, что ли, к Борьке? А вдруг я по пути встречу бабушку или маму! Тогда сразу домой загонят. Пойду, посижу на Ванькиной лестнице – там никто не ходит, и видеть меня будет некому.
...Подъезд встретил меня теменью, теплотой и разными вкусными запахами, о происхождении которых я даже не догадывался. Сидя на холодных ступенях,
вслушиваясь в тихое завывание ветра на улице, я терпеливо ждал редкого прохожего, чтобы у него узнать время. Вдруг откуда-то зазвучала музыка – кто-то играл на скрипке. Это точно была скрипка. Я по радио её слышал. Папа всегда злился: «Завели тягомотину!» - и убавлял звук. А может быть, это Ваня играет? Я приложил ухо к его двери – но музыка уже прекратилась, и вместо неё громко захлопали в ладоши. Раздавалось много голосов, и среди них явно слышались детские. Неужели я опоздал?!
Я повернулся спиной к двери, стал стучать в неё пяткой, но звук от моих валенок получался слабый и поэтому меня никто не слышал. Тогда я достал свой набор с Буратино на крышке и стал дубасить, что есть сил по Ванькиной двери. Не услышать это было невозможно – в дверях забрякали задвижки, и в лицо ударил яркий свет, шум голосов, запах еды, духов и всего того, что мы называем праздником. Дверь открыла женщина в белом фартуке с большой железной тарелкой в руке.
- Тебе чего мальчик? - спросила она, улыбаясь.
- Я к Ване на День рожденья, - ответил я радостно, и на всякий случай тряхнул набором, чтобы тётя не подумала, что я без подарка.
- Кто там, Мария? - в проёме двери показалась другая женщина – на высоких каблуках, в чёрной длинной юбке и белой блузке. На голове у неё была огромная копна волос, перетянутая чёрным бантом, а в руках дымилась вставленная в длиннющий мундштук сигарета. Голос у женщины был хрипловатый. Своей бледностью и худобой она очень напоминала Ваню.
- Да, тут вот... – и Мария отошла в сторону.
- Тебе чего, мальчик? - спросила эта дама и посмотрела на меня холодными, злыми
глазами.
- Я к Ване, на День рождения... - повторил я снова, но уже совсем не радостно.
Всей своей детской душой, всем своим нутром, всей сущностью своей я вдруг понял, что никто меня здесь не ждёт, никому я не нужен и никакого представления для меня не будет.
- Мы гуляли сегодня во дворе, - с потаённой надеждой, чуть не плача, лепетал я, - и Ваня меня пригласил.
Женщина оглядела меня с ног до головы, потом почему-то обвела глазами подъезд и, вглядываясь в его мрачную темноту, сказала:
- Видишь ли, мальчик… Ванечка сильно заболел, и принять тебя никак не может. У него очень высокая температура. Ты где живёшь?
- В шестой квартире...
- Вот и иди домой. А Ваня, как только поправится, так сразу и сообщит тебе об этом сам.
Хорошо?
Я кивнул. По моим щекам ручьём текли слёзы. Дверь захлопнулась...
