Инкина мать может не поверить, и тогда уже наверняка драгоценность не вернуть. Колебалась серьёзно Анютка, но очень велико было желание порадовать бабуньку. И тогда она решила, что просто надо совершить равноценный обмен на сахар, печенье и конфеты, три кулька (не по сто грамм, а по килограмму – проценты набежали). И это же не будет кражей, а обратная мена, да и жизнь ничья от этой мены не зависит.
Узнала у подружки, когда отец её уедет в командировку, взяла снотворное бабунькино, в чай подсыпала. Ушла, пока ещё снотворное действовать не начало. Взяла ключи, что на ключнице около двери висели. И вернулась, когда Инка и мама её уже спали – обмен совершила, ключи обратно повесила и дверь захлопнула.
Утром Анютка, пока бабунька ещё спала, вытащила рюкзак, вынула тёмно-синюю бархатную коробочку с золотым вензелем, взяла в руки брошь. И снова почувствовала какое-то странное волшебное тепло. Когда-то очень давно её пра-пра-пра, ей даже странно стало, сколько ещё пра можно повторить, заказал эту брошь своей любимой жене. Наверное, она любила ландыши. И эта брошь стала реликвией. А потом злая жадная тётка обманула бабуньку, когда та ещё совсем девчонкой была, младше, чем сейчас Анютка, чтобы завладеть драгоценностью. Ладно бы, если бы деда бабунькиного спасли, так нет же, в то голодное время можно вполне было без конфет обойтись. У них хлеба не было, а у этой Козиной кульки с сахаром, печеньем и конфетами. Грызла себя Анютка. И боялась. Вдруг да вычислит её Инкина мать. И бабуньке пока ничего не говорила, не знала, как рассказать, откуда у неё брошь.
К обеду позвонила Инка.
– Анют, ты к нам больше не ходи, ладно? Ты не обижайся, но у матери брошка старинная пропала. И она сказала, пока вора не найдут, чтобы никто к нам не ходил.
– А что полиция? – Анютке стало совсем не по себе, она уже речь готовила в своё оправдание.
– В полицию не заявляли, папу ждали. А он из командировки приехал, сначала тоже про полицию кричал. Но когда узнал, что вор странный какой-то – на кухне три кулька оставил с сахаром, печеньем и конфетами. И запретил маме вообще об этом рассказывать. И про брошку забыть. Они долго с мамой препирались, а потом мама сказала, чтобы ты к нам больше не приходила. Меня, наверное, к бабушке отправят. Так я ничего и не поняла. Но ты прости, что так вышло. Что-то не так с этой брошкой.
И Инка повесила трубку.
Анютка взяла коробочку и пошла к бабуньке.
– Смотри, что я тебе принесла. Это же та самая, да?
– Да, та самая. Но откуда? – бабунька держала брошь в худеньких морщинистых руках, чуть прикрыв глаза, как будто унеслась куда-то в другое измерение.
– А я её у матери Инки Козиной обратно выменяла на сахар, печенье и конфеты. Всё по справедливости.
Бабунькины морщины заблестели от слёз. Они лились и лились из старческих, выцветших почти до прозрачности, печальных глаз.
А Анютка думала, как же она всё здорово придумала. Обратная мена.
