Жоржик

В конце августа 1941 года моя бабушка Александра Фёдоровна получила письмо с фронта от своего сына, старшего брата моей мамы, Георгия. Сейчас он был бы глубоким стариком, Георгием Ивановичем, но навсегда остался Жоржиком - так называли его родные.

Этот документ передо мной. Привожу его дословно:

"22 июля, Ленингр. обл.

Здравствуйте, дорогие родные мама, Тамара, Володя, Катя, Женя, Слава, Лёля, Дима и Ян.

Всем вам шлю горячий красноармейский привет и наилучшие пожелания в жизни, а главное желаю быть здоровыми. Сегодня, 22 июля, ровно месяц с начала военных действий. Дорогие родные, вы все отлично знаете, что я человек военный и следовательно болтать лишнего мне не положено, и вы без моих слов должны понимать, какие "прелести" приносит человечеству война. Напишу только, что несколько раз находился в окружении немцами, несколько раз грозила опасность попасться к ним в лапы, в плен. Я имел возможность отправиться к своим родственникам в гости на тот свет, признаться мало у меня было надежды вернуться из прибалтики на русскую землю, но судьба на этот раз надо мною сжалилась.

Дорогая мама и все родные, я уже давно смирился с мыслью, что с этой проклятой войны живым вернуться мне не придётся. Сейчас я о себе очень мало думаю, да и что зря думать? Я часто думаю о тебе, мама, о Тамаре, о других сёстрах Кате и Лёле, о племянниках. Ведь сейчас наступает очень тяжёлое время, и что вам ещё придётся пережить. Мама, ты носишь безрукавку, которую я тебе прислал из Лиды? Носи, не ходи в одном пальто осенью. Или Тамаре отдала? Хотелось бы мне в эти последние возможно дни увидеться со всеми вами, поговорить и проститься хорошо, но видно не придётся.

Я очень соскучился по вас за эти 1,5 года. Думал, вот окончу службу этой осенью, поеду в Ригу, устроюсь работать матросом в порту, а потом сразу в Ленинград на месяц-полтора. Но как будто чувствовал, что моим мечтам не осуществиться. Теперь моя мечта не остаться калекой, и если попадёт пуля, так уж насмерть, чтобы не мучиться."

Далее письмо продолжается, видимо, после некоторого перерыва:

"Дорогая мама и дорогие родные! Сейчас я нахожусь в танковом полку, (144 т. п.). Много мог бы рассказать о всём пережитом за последние дни, но нельзя.
Дорогие родные, вот сейчас понимаю, что очень возможно в недалёком будущем мне навсегда придётся перейти в другой свет. Я у всех вас прошу от всей души прощения за все те неприятности, которые причинил вам в течение своей жизни. Особенно прошу прощения тебя, моя дорогая мама, так мне не придётся тебе отплатить за ту ласку и заботу, которыми ты меня сопровождала 23 года. Дорогая мама, мне очень тяжело думать, что тебе в жизни ещё наверное придётся терпеть много трудностей, а так же и много сёстрам с детьми. И ещё тяжелей становится на душе, когда подумаю, что скоро не буду знать, что и как живут мои родные.

Ведь мне только ещё 23 года и жить хочется, но видно от судьбы далеко не уйдёшь. Дорогая мама, дорогие родные, о моей смерти могут сообщить, и могут не сообщить, если буду жить, конечно напишу. На этом я кончаю, по всей вероятности, своё последнее в жизни письмо к вам. Мама, твоё письмо, возможно, ещё застанет меня. Пиши, я очень жду.

Прощай, дорогая мама, сёстры Катя, Лёля, Тамара, племянники Женя, Слава, Ян."

Вот и всё. Больше писем от Жоржика не было. В октябре пришло извещение, что пропал без вести. Бабушкины обращения в военкомат с просьбой сообщить дату гибели и места захоронения результатов не дали. Дошли слухи, что Жоржик погиб недалеко от Ленинграда, под Вороньей горой. Сгинул человек... растворился.

Где же твоя безымянная могила? Не склонились над ней боевые товарищи, не омыли её материнские слёзы… Осталась только моя память о тебе, Жоржик. Только моя. Я последний, кто тебя помнит на Земле. Потому что война забрала не только твою жизнь, но и жизни твоих будущих детей, внуков, правнуков... 

Быть может... ты стал землёй, укрытой изумрудным ковром? Или кудрявым ореховым деревом, или живым ручьём, что катится по камням в тенистом овраге и впадает в маленькое безымянное озеро? Где ты, Жоржик?