Страстный танец на битом стекле

Город дышал сыростью вечернего асфальта. Лужи отражали неон, как сломанные зеркала — ярко, но с трещинами. Из-под козырька бара «Селеста» лилась музыка: старый джаз, медленный и томный, как взгляд женщины, давно понявшей, что любовь — это роскошь.

Она стояла у стойки, пальцы с алым лаком касались бокала мартини. Серебристое платье обтекало силуэт, будто ткань забыла, что она материя. Волосы — в лёгкой, небрежной волне. Губы — в полуулыбке, из которой могли родиться и насмешка, и просьба.

Он вошёл, как входят те, кто когда-то уходил — не слишком уверенно, но с прямой спиной. Тёмный плащ, немного дождя на лацкане, шрам на щеке — и глаза, в которых всё ещё плыло отражение её лица.

— Ты не изменилась, — сказал он, подходя.
Она чуть прищурилась:
— А ты всё так же умеешь опаздывать на десятилетие.
Он не стал оправдываться. Просто сел рядом. Попросил у бармена виски. Без льда.

— Здесь всё тот же танец? — спросил он.
— Только партнёры другие, — ответила она. — И стекло хрупче.
Он кивнул. Музыка сменилась на медленный вальс, старую пластинку, в которой щелчки были словно биение времени.
— Потанцуем? — спросил он.
— А смысл? — пожала она плечами. — Нам же обоим больше не хочется, чтобы кто-то порезался.
— Или как раз хочется, — сказал он. — Чтобы почувствовать, что ещё живы.

Она поставила бокал. Медленно. Словно соглашалась не на танец, а на воспоминание.




Они танцевали в полупустом зале. Мужчина за роялем, седой, с папиросой в углу рта, играл без нот — по памяти. Пахло кофе, влажной кожей кресел и немного — прошлым.

Он вёл её так, будто искал ритм не в такте, а в дыхании. Она отвечала движением — чуть запоздало, чуть иронично. Они не говорили, только глаза то и дело встречались — как будто искали, кто первый отвлечётся и напомнит, что всё это — лишь миг.

Пол был гладкий, но в их воображении скрежетал. Они помнили: каждый шаг между ними — как по битому стеклу. Слишком много не сказано, слишком остро были порваны нити. Но в этой ночи, среди джаза и теней, боль казалась частью танца. Украшением, а не виной.



Когда музыка стихла, он посмотрел на неё — в упор. Не дерзко, а отчаянно.
— Я тогда ушёл. Думал, спасаю нас обоих.
— Я тогда осталась, — тихо сказала она. — Думала, мы оба вернёмся.
Он не знал, что ответить.
— Ты всё ещё любишь? — спросил он наконец.
Она улыбнулась — будто женщина, которая уже была в финале фильма и знает: за титрами — тишина.
— Мы любим друг друга, когда музыка играет, — сказала она. — А потом просто учимся жить. Без.

Она сняла перчатки, оставила их на стойке и исчезла в тени. Лёгкий аромат духов — ваниль и табак — остался висеть в воздухе.

Он выпил залпом свой виски. И вышел под дождь.

На улице всё ещё звучала музыка.

Где-то внутри.

Как эхо. Как пульс. Как шаг по стеклу.