Глава 11. Прощай, отец...

Хесур осторожно продвигался в чреве древней пирамиды, освещая путь факелом, который рослый нубиец вручил ему при входе в темный зев безымянной усыпальницы. Недовольные незваным гостем громадные летучие мыши с недовольным писком проносились над ним, едва не задевая крылами, и грозя погасить единственный светоч в этой темной обители Анубиса. При каждом жалобном сполохе пламени сердце Хесура начинало трепетать в унисон и тело покрывал холодный пот, несмотря на то, что воздух внутри пирамиды был сухой и прохладный, как ночная ливийская пустыня. Коридор петлял, то резко сужаясь и уменьшаясь в размерах, заставляя старого жреца ползти на четвереньках, то, неожиданно, раздавался вверх и вширь, маня странными боковыми проходами, из которых на Хесура молчаливо взирала Тьма. Но стоило поднять факел повыше, как во мраке начинали блестеть золотые слитки и россыпи драгоценных камней, ручейками стекавшие из расколотых пузатых сосудов, покрытых витиеватых орнаментом, в котором Хесур не признал ничего стигийского. Но старик осторожно двигался дальше, памятуя о множестве ловушек, которые поджидали живых в этой забытой временем обители мертвых. Все, о чем он мечтал, так это вновь увидеть благословенный лик Ра, вдохнуть терпкий и влажный, пропитанный испарениями Нила, воздух и, вернувшись в свою маленькую комнату в Фиванской резиденции Матери Бога, обрести потерянный покой в окружении древних папирусов. Он тяжело вздохнул. Уна-Амун не простит ему сокрытие смерти Мерикара, а Великая Мать – бесславного возвращения…Внезапная боль, словно пика ливийского наемника, пронзила сердце.
О, Осирис, что со мной? - Хесур осел на пол коридора, судорожно пытаясь опереться на стену и с трудом хватая воздух, подобно выброшенной на берег рыбе. Факел выпал из онемевшей руки, разметал искры и погас, погрузив коридор в первородную тьму, а Хесура в болезненное забытье, сквозь которое пробивался протяжный вой шакала…
Очнулся он от настойчивого шепота, который, казалось, раздавался отовсюду и ниоткуда. Вначале неразборчивый, голос крепнул и набирал силу, пока Хесур явственно не услышал: «Отец…отец». Он открыл (открыл ли?) глаза и в мягком, неестественном свете, немного поодаль, чуть дальше по коридору увидел силуэт рослого мужчины, медленно приближавшегося к нему, с каждым шагом обретая четкость. У старика вновь защемило сердце, когда он увидел лицо того, кто смотрел на него сверху вниз участливо, но несколько отстраненно. Хесур будто издалека услышал собственный голос:
- Яхмос, сынок…
Мужчина, скорее юноша лет двадцати, протянул руку и помог ему подняться, заботливо поддерживая усталое тело жреца. Хесур робко и радостно смотрел в лицо своего сына, не в силах поверить своим глазам и лишь отрывисто говорил:
- Но, как…Ты же погиб…Люди Песков растерзали тебя…Мы с матерью даже не смогли упокоить твое тело…
Юноша смотрел на потрясенного отца с грустной улыбкой, заботливо поддерживая за плечи:
- У меня мало времени, отец. ОНИ позволили мне встретиться с тобой, чтобы помочь, но после этого мою душу пожрет Амат, - в глазах Яхмоса на миг возник суеверный ужас, но, взглянув на отца, он вновь обрел самообладание, - Я рад, что вновь увидел тебя, отец. Яхмос крепко сжал плечи старика и Хесур зарыдал, склонив голову к старческой груди. Он чувствовал, как из его души уходят тоска и боль одиночества, с которой он жил с момента гибели сына и смерти жены, чье сердце не вынесло известия о его кончине. Боги сжалились над ним. Он вновь может обнять Яхмоса и…оплакать его. Но Боги ли? Он посмотрел покрасневшими глазами на сына и спросил:
- Ты сказал, что тебе позволили встретиться со мной…
- Отец, ты сам скоро все узнаешь, - лицо Яхмоса приняло суровое выражение, - Ты остановился в шаге от Них и чуть не стал добычей Анубиса. Неужели ты не слышал его радостной вой?
Хесур поежился. А может, он уже мертв и его тело так и останется не упокоенным в громаде древней пирамиды? И он встретил сына в загробном мире? Яхмос, словно читая его мысли, покачал головой:
- Нет, отец. Ты жив и Они ждут тебя. Я здесь именно за этим. Чтобы показать их силу и могущество.
Внезапно фигуру Яхмоса стало окружать странное мерцание, искажая черты лица и делая практически прозрачным тело. Казалось, что он утрачивает материальную оболочку, стремительно превращаясь в бесплотный дух. Яхмос тоже почувствовал происходящую с ним метаморфозу и испуганно проговорил:
- Нам нужно спешить, отец. Я…, - он попытался поднять лежащий факел, но не смог этого сделать и в растерянности смотрел на отца. Жрец нагнулся и факел в его руках зажегся сам собой, мгновенно погрузив коридор во тьму, резко очерченную лишь кругом света, в центре которого находился Хесур. Старик оглянулся, ища Яхмоса, но услышал лишь зовущий, уже едва различимый шепот: «Сюда, отец, сюда…»
Хесур пошел вдоль по коридору, с удивлением увидев, как узкие стены раздаются вширь, а потолок резко уходит вверх, превращая узкий внутренний лаз пирамиды в, довольно внушительных размеров зал, посреди которого, в отблесках факела, таинственно мерцал огромный, сделанный из черного базальта саркофаг. Казалось, он пытается впитать в себя свет, подобно громадной черной губке. Хесур остановился, не решаясь приблизиться. А ведь действительно, - подумал он, - я был буквально в двух шагах от этой залы и, если бы не Яхмос… Яхмос! Хесур не заметил, как стал кричать, призывая сына.
Глухое эхо прокатилось по зале, отражаясь от древних стен, исчезая в скрытых коридорах, словно растворяясь в бездне застывшего времени. Слезы вновь выступили на глазах старого жреца, и он прошептал: «Прощай, сынок…»
Будто легкое дуновение невесть откуда взявшегося ветерка коснулось его щеки и Хесур всем своим существом, глубоко внутри себя услышал голос Яхмоса: «Прощай, отец…».
И в этот миг раздался скрежет трения камня о камень, и тяжелая крышка саркофага начала медленно отъезжать в сторону, выпуская из своего нутра ярчайший свет, медленно заполняющий все вокруг. Тьма отступала, скрываясь, подобно змеям, в темных коридорах боковых ответвлений зала. Хесур зажмурился, не в силах выносить этот ярчайший Свет, который, казалось, во много раз ярче сияния самого Ра. Свет заливал все вокруг, подобно бурным водам, бьющим из бездонного источника. И когда не осталось ни единого места, где могли бы укрыться остатки тьмы, когда казалось, что Хесур полностью растворился в этом священном потоке, раздался звон колоколов…