Чарлик потянулся, персиковая спинка с короткой атласной шерсткой выгнулась, пора будить Хозяйку, а то недолго и отощать. Влажный носик ткнулся в розовое ухо Хозяйки и сказал «мур-р». Хозяйка вяло отмахнулась и спрятала голову под подушку. Чуткий нос уловил, что дома нет Рыжего, причем нет давно. Ярко-рыжий, с ослепительно-белой манишкой, молодой годовалый кот, что по меркам человека неполных двадцать лет, бесследно пропал. Чарлику было далеко за сорок, тот возраст, когда пылкая молодость и безрассудство перешли в степенность. У Хозяйки он прожил так долго, что оба вполне понимали друг друга. Сейчас Чарлик стянул зубами подушку с головы Хозяйки и заорал:
— Вставай, немедленно вставай, ребенок в беде!
— Ну что ты шумишь, гуляет твой друг, — проворковала Хозяйка. — Погу-ляет и придет.
Рыжий появился в доме ранней осенью. Это был большой котенок, неимо-верно тощий и грязный, будто пылью посыпанный, с прилипшим к позвоночнику животом, свалявшаяся шерсть торчала клочьями. Хозяйка накормила его молоком и опустила в кресло. Рыжий уселся и стал умываться, причем нагло, так показалось Чарлику. Это было слишком, он прыгнул в кресло и дал лапой по наглой рыжей морде, чтобы знал кто в доме хозяин. Котенок забился в угол и прикрыл голову лапами. Чарлик кинулся на труса и загнал под диван, прилег и грозно шипел, временами покрикивал, что-то внушал и допрашивал. Подошла Хозяйка и потребовала, чтобы он прекратил истязать ребенка. В ответ услышала обещание выдрать нахалу всю шерсть вместе с хвостом и лапами. Агрессор отступил, только когда ему пригрозили чуланом.
Бедолага вылез из-под дивана только на следующий день. Чарлик закре-пил лидерство устным внушением и легкими кошачьим боксом, и повел на кухню. Через неделю котенок окреп, пушистая шерсть лоснилась, стала шелковистой. Он вполне освоился, от избытка сил стал нападать на Чарлика, для игры. В ответ по-лучал ощутимый удар мягкой, но увесистой, лапой, подлетал в воздух и нападал снова. Иногда Чарлик вспоминал детство, и тогда они катались по ковру рыжим клубком. Так и подружились. Котенок рос, как на дрожжах, а вместе с ним лень, да такая, что мог спать сутками. Чарлику волновался, ему казалось, что друг голод-ный и даже во сне хочет есть и потому будил.
— Вставай, спун несчастный, спишь как сурок! — кричал он и когтями помо-гал проснуться.
«Спун» просыпался, глаза смотрели сонно, и лениво оправдывался:
— Слабый я, мне надо много кушать и спать, а то заболею.
— Вот-вот, знаешь, что надо питаться, а сам спишь, как слон после клизмы,- бушевал Чарлик. — От тебя один позвоночник остался. Не будешь есть — точно заболеешь. Я тебя лечить не буду,— подкреплял слова лапой и гнал на кухню.
Зиму друзья просидели в доме, вчера весна выманила во двор. Они поме-тили территорию, дружно прогнали чужих котов, и теперь грелись на солнышке. Приходила белая пушистая кошка, они мурчали с ней о чем-то своем, кошачьем, и просили даму приходить еще. Рыжий все порывался в соседний двор, но Чарлик пугал злым котом и особенно собакой, этой «блохастой тварью». В прошлом году Чарлик получил там хорошую трепку, и с тех пор туда ни ногой, и отговаривал Рыжего. Доводы подкреплял лапой по морде. Сегодня Рыжий пропал.
— Ага! Вот прям щас и прибежит, знаю я эту молодежь, — подпрыгнул Чар-лик. — Его надо срочно искать.
— Ну что ты так…
— Где этот шалопай? — рявкнул кот. — Я тут весь изнервничался, а тебе и горя мало, лежебока. Срочно звони в «Общество защиты животных». Искать!
— Ну, хорошо, хорошо, сейчас позову, только не ори, — вздохнула Хозяйка. Она встала, ее ступни мягко прошли по ковру, открыла окно, в комнату ворвался запах весны и птичий щебет. Хозяйка чуть наклонилась во двор и громко позвала:
— Рыжий, Рыжий иди домой, пора кушать, — и осмотрелась, кота не было.
— Ну, вот, я же говорил, что друг безвременно погиб смертью храбрых в неравной борьбе, — застонал Чарлик и вспрыгнул на подоконник.
Навстречу запрыгнул Рыжий. Ухо разорвано и капает кровь, на морде сле-ды когтей, на боках и пузе вырваны клочья шерсти. Морда довольная. Чарлику за-хотелось прижать к груди юного друга, пусть почувствует любовь и защиту, но при виде самодовольной морды ощерился, лапы приняли стойку боксера, навис как дамоклов меч:
— Ах ты разбойник, где тебя черти носят?! Я тут ночами не ем, днями не сплю, все о нем думаю, как бы в беду не попал, а он вот он! — взъярился Чарлик и отвесил затрещину.
Рыжий, вдвое крупнее, даже не покачнулся, язык его безмятежно вылизы-вал бока и лапы, между делом буркнул:
— Да ладно тебе …
— Молчать, когда тебя спрашивают! — рявкнул Чарлик и добавил пару оп-леух. — Отвечай, когда я говорю.
— Да чего там,— лениво протянул Рыжий. — Ты сам говорил, как соседский кот с овчаркой на тебя двое на одного, а это не честно, особенно когда наших бьют. А вот я честно: один против двоих, чужих. Коту всю шерсть напрочь…. И морду в шрамах оставил, неделю зализывать будет. Уши оторвал, ну, не совсем, может и прирастут, хотя…. Собаку тоже поучил: ее морде, особенно носу, доста-лось, ох и досталось. Она со страху цепь перекусила и на яблоню спряталась, си-дит там, как мышь под полом и мявкнуть боится. Даже жаль собачку, а ведь едва не перекусила меня пополам, чудом вывернулся.
— Почему «мявкнуть»? — тупо спросил Чарлик.
— А мне откуда знать, это ты у нас умный, а я… я за справедливость.
— Ну, твое счастье, что живой вернулся, а то бы я тебе показал, где раки зимуют, — машинально ругнулся Чарлик и, на всякий случай, отвесил пару опле-ух и затрещину, но такие слабые, что получилось, будто погладил и ласково по-трепал по холке.
Потом они поели любимой ливерной и пошли спать. Хозяйка прибралась на кухне и заглянула в комнату. Рыжий спал в кресле, а Чарлик зализывал раны друга. Если тот просыпался, Чарлик накрывал его мордочку лапкой или нежно похлопывал по плечу и при этом ворчал:
— Только сунься еще куда без разрешения, точно уши оборву. Фулюган.
