Тарарушкина в психушку за какие-то там абсурдные обвинения в какой-то там безнравственности. И что такое «вообче» понятие «нравственность» для сильных мира сего? Преступления, совершаемые на служебной машине? Это надо ещё доказать. Уж лучше он отправит в психушку того, кто заявил об этом и посмотрит, что с ним будет. А потом и решит, как быть дальше.
-Введите задержанного, – распорядился немедля.
-Он не задержанный, – осмелился возразить дежурный.
-Не задержанный?
-Никак нет!
-Так задержите, чёрт возьми!
-Но… он явился добровольно.
-Хорошо – введите.
-Войдите, – дежурный гостеприимно распахнул перед посетителем двери.
В кабинет вошёл по-военному подтянутый, широкоплечий, меднолицый молодой человек, похоже, ровесник самого Тарарушкина. Казался он независимым, держался с достоинством.
-Я слушаю, – рявкнул Тарарушкин и указал на стул.
Тот поблагодарил и сел.
-Я хочу сделать заявление.
-Устное, письменное?
-Как скажете. Сути дела это не меняет.
-А в чём, простите, суть дела?
Тарарушкин лукавил. Он ведь знал, о чём речь, но тянул время, чтобы дождаться приезда спецбригады, которую оперативно вызвал.
Спецбригада задерживалась. Перевозка уже стояла внизу, у подъезда, и дюжие санитары переминались с ноги на ногу, ожидая пока их юбочник-доктор «доклеивал» в коридоре молоденькую девушку, ожидающую приёма у какого-то следователя. Доктор что-то живо ей описывал, трогал её за локоток. Она смущалась, кокетничала, краснела и смеялась, прикрывая желтозубый рот импортной косметичкой, служившей ей одновременно и кошельком. Когда, наконец, знакомство состоялось, отношения выяснились, свидание «назначилось», согласие было получено и место встречи определено – доктор дал знак санитарам войти в кабинет и, убедившись, что данный «пациент» общественной опасности не представляет, вошёл туда сам.
Алексей оценил ситуацию мигом и противная мелкая дрожь, как там, в Афгане перед каждым боем, охватила его. И её можно было «снять», только ввязавшись «в драку». Но с кем? С этим доктором молочно-восковой спелости, чья дурашливая радость, сияла на лице плутовато-самодовольной улыбкой? Или с этими санитарами, похожими на тренировочные мешки в боксёрском зале. Может, с этим капитаном, растерянным, как на пожаре, который не понятно перед кем изо всех сил втягивает отвислое брюшко, стараясь сохранить молодцеватость и служебную выправку. Нет: ему здесь нет достойных противников. Надо сделать глубокий вдох, успокоиться, подавить в себе приступ возмущения и праведный гнев. И посмотреть, чем всё закончится.
-Как вы себя чувствуете? – усаживаясь поудобнее, спросил доктор.
-Как греческий бог, – спокойно ответил Алексей.
-Это как же?
-Намного лучше, чем обычно. А ваше самочувствие, доктор?
-Спасибо – отменное!.
-Они утверждают, – счёл необходимым вмешаться Тарарушкин – что в чёрной «волге» 02-75 КИЕ разъезжают бандиты с чулками на головах, грабют в маршрутных автобусах граждан и похищают молодых женщин, у которых остаются маленькие дети.
-После похищения? – слукавил доктор.
-Ннне понял… – не понял начальник.
-Что ж… – доктор поразмыслил, погладил плохо выбритый подбородок. Вид кабинета и его начальника, и эти бесчувственные «Голиафы» – больничные санитары, готовые в угоду своим садистским наклонностям снять шкуру с кого угодно и выдубить её на дамские сумочки – стоит лишь объявить его недееспособным – действовали на доктора удручающе. И потому он уже мысленно обольщал свою новую знакомую: раздевал её, тщательно отглаживал её упругие розовые выпуклости, упивался их румяной свежестью… – Что ж: вполне может быть, что в чёрной «волге», какой, простите, номер? Вот, вот 02-75 КИ, что? Да – КИЕ разъезжают бандиты с чулками на головах, грабят ни в чём неповинных граждан. И ещё похищают молоденьких, и, я так думаю, хорошеньких женщин, у которых после этого остаются маленькие дети. После этого… М-да: несколько гипертрофированное, но вполне адекватное восприятие. Ваш клиент здоров. – Доктор еще раз внимательно посмотрел на пациента и решил про себя, что вид этого молодого «Давида» внушает уважительный трепет.
-Адэ… Что? – переспросил начальник Тарарушкин. Он жутко не любил этих молодых учёных снобов за их заумненькие словечки , из-за незнания которых чувствовал себя в «приличном» обществе, как паук в тёмном углу общественной уборной.
-А-де-ква-тно-е – Это, я бы так сказал, восприятие, соответствующее действительности. – любезно пояснил доктор и встал, собираясь покинуть кабинет.
Когда же, проводив доктора до двери, Тарарушкин сказал, что чёрная «волга» 02-75 КИЕ – персональная машина первого секретаря обкома компартии, и тот лично распорядился отправить заявителя в «психушку», раздевшаяся было в мыслях молодого эскулапа его новая пассия, стала поспешно одеваться.
-Это в корне меняет дело, – констатировал доктор, и спросил Алексея: – Уважаемый, вы не изволили ничего перепутать?
-Нет. Категорически. – с готовностью заявил тот.
-А вот товарищ начальник… э…
-Тарарушкин, – подсказал Тарарушкин.
-Товарищ начальник Тарарушкин утверждает, что чёрная «волга» – персональная машина очень большого чиновника. – осторожно заметил доктор.
-Ну и что? – нисколько не смутившись, спросил Алексей.
-В смысле:, вы допускаете мысль о том, что на персональной машине секретаря обкома партии
-Первого секретаря, прошу простить, – уточнил бравый Тарарушкин.
-…что на персональной машине первого секретаря совершаются уголовные преступления? – доктор выпучил глаза и мотнул головой так, словно на голову ему попал футбольный мяч, который надо срочно и, главное, точно послать в ворота противника.
-Вполне допускаю.
-И вы допускаете возможность того, что это самое должностное лицо, на чьей персональной машине совершаются преступления, может совершать их само? – «выложил» ответную подачу доктор.
-Вполне допускаю. Только для того, что бы грабить людей уважаемому должностному лицу не надо натягивать на голову чулок и пользоваться служебной машиной – он может с успехом грабить кого угодно и сколько угодно, не выходя из собственного кабинета. – Алексей встал. – Я могу быть свободен?
Доктор, получивший университетский диплом «с отличием» за свои теоретические знания и уже кое-чего добившийся за время своей непродолжительной практики, впервые по-настоящему убедился, что сделал правильный выбор, избрав профессию врача-психиатра. Слушая Алексея, он убедился, что «пациент» здоров и нравственно, и физически. К тому же он полностью разделял его мысли и готов был дружески обнять его, не боясь быть уличённым в нетрадиционной сексуальной ориентации. И он бы обнял этого мудрого и мужественного парня. Но тогда бы его самого закрыли в палате вместе с ним. А он, во что бы то ни стало должен был помочь этому парню выбраться из дерьма, в которое его упорно окунали «чиновные тарарушкины».
-Я свободен? – повторил вопрос Алексей.
-Да, конечно, вы очень свободны, но… я бы хотел просить вас проехать с нами. Нужно небольшое медицинское освидетельствование… – и мягко добавил: – Пожалуйста…
-А вы понимаете, что это противозаконно?
-Я понимаю, очень понимаю, но поймите и вы: – как можно деликатнее сказал врач, – ваше заявление содержит некоторые идеологические несуразности. Оно может вызвать нежелательные реакции: скажем, полное понимание и поддержку ваших слов определённой категорией граждан. И в связи с этим, брожение в умах какой-то части народонаселения, и некоторую дестабилизацию политической обстановки со стороны определённых слоёв общества… – говоря всё это, врач настойчиво и незаметно подмигивал «больному» и тот это понял. – Так что если вы не будете сопротивляться…
-Я не буду сопротивляться.
-И ладненько… - подытожил врач.
Алексея «увели».
Тарарушкин потирал руки. Потирал он их от удовольствия, под столом, тайно, сохраняя при этом деловое выражение лица и крайнюю на нём озабоченность. Операция удалась!
Тарарушкин был счастлив.
