– Почему жить стало лучше? Почему, почему жить стало веселей? – не унималась Домна Музафаровна Штукеншмидт, допытываясь ответа у своего начальника Петра Петровича Силантьева-Зилоти – он менял, забравшись на стремянку, очередную лампочку в коридоре, а Штукеншмидт всё дёргала его за штанину и спрашивала.
– Да что же это я! – вдруг опомнилась она. – Там самураи кремль взяли, а я – тут? Сегодня же день защиты детей! Надо немедленно защитить какого-нибудь детёнка!
Домна Музафаровна выскочила в чём была (в брючном костюме и горностаевой мантии) на улицу и зорким взглядом обвела доступное ей пространство земного шара.
У светофора маячил замечательный ребёнок, похожий на симпатичного гиббона. Домна Музафаровна понеслась к нему: «Вот он! Вперёд! На защиту!»
Она схватила ребёнка и начала его трясти:
– Отвечай! Отвечай, что ты тут делаешь! Где, где твои родители, законные представители?
Ребёнок нелепо вращал ушами.
– Как тебя зовут! Отвечай! – заорала Штукеншмидт.
Ребёнок справился с первоначальной растерянностью и ответил:
– Меня зовут Ювеналий Леонтьевич. Какие ещё будут вопросы?
Домна Музафаровна вытащила из корзины записную книжку, чтоб освежить в памяти, какие именно вопросы следует задавать дальше. Но записная книжка оказалась не её. Посторонняя. Домна Музафаровна решила действовать по обстоятельствам.
– Сейчас я буду тебя спасать! – прокричала она, схватила стоявшую у стены – очевидно, кем-то позабытую – виолончель и извлекла на ней несколько пассажей.
Ребёнок задумчиво глядел на них – на виолончель и Домну Музафаровну. Вслушивался.
Наконец он промолвил:
– Вы, гражданка, наверное, обожрались нейролептиков. Мне кузен говорил... у меня кузен в Рязани, понятно?.. говорил, что такой побочный эффект возможен, замедленность моторики и так далее. Именно поэтому соль мажорная гамма вам и не удаётся. Попробуйте ещё раз.
Домна Музафаровна фыркнула, однако повторила пассаж.
– Вот видите, – кивнул Ювеналий, – уже лучше. Давно вы увлекаетесь виолончелью?
– Не слишком, – сухо ответила Домна Музафаровна.
Ювеналий всё с тем же задумчивым взглядом произнёс:
– Родился я с любовию к музыке. Учился где-то, неученье – тьма. Судьба дарует нам трагические ники, о чём порой не ведает сама. Была зима. Я жил на Сретенском бульваре, конечно не один, а с grand-maman. Прислуга сытые всегда имела хари, и потому у grand-maman был пуст карман. Затем я вырос, стал амбассадором. Шёл в продовольственный за банкою халвы. О смысле жизни думал я пред светофором, но тут, безумная, меня схватили вы. И до сих пор ошибки не поймёте, забыв Петра Петровича Силантьева-Зилоти…
Штукеншмидт всхлипнула.
– Знаете, у меня тоже была одна необыкновенная история. История совершенно невероятная, трудно поверить в её правдивость, но сейчас я вам её расскажу. Мы с мужем пошли в лес. У нас была с собой корзина. Мы пришли в лес и увидели грибы. Я говорю мужу: «Давай собирать грибы!», а муж отвечает: «Грибы давай уже собирать! Да?». «Хорошо», – я ему, значит, тоже отвечаю. Мы стали собирать грибы. Тут позвонила кузина по мобильнику и спрашивает: «Вы чего делаете?», а я ей, значит, такая, отвечаю: «Собираем грибы». – «Ну, собирайте, собирайте, – говорит. – Только не собирайте ядовитые. Ядовитыми грибами можно отравиться». – «Хорошо, – кричу, – мы не будем их собирать, ядовитые грибы! Счастливо!» И мы с мужем за два часа насобирали целую корзину грибов. Представляете? Усталые, но довольные, мы вернулись домой. Вот такая невероятная история...
Ювеналий молчал.
– Ну? – нетерпеливо спросила Домна Музафаровна.
– Вы с этой корзиной ходили? – спросил Ювеналий, кивнув на корзину, стоящую рядом с виолончелью, которую Домна Музафаровна не выпускала из рук.
– Верно.
– Большая, – уважительно сказал Ювеналий. – Но всё равно, ненастоящая какая-то у вас история. Так не бывает. А муж где?
– В Сочи. Он... – Штукеншмидт оглянулась по сторонам и шёпотом добавила: ... – он парикмахер! Представляете!
– В Сочи? – Ювеналий Леонтьевич задумался. – В Сочи... В городе Траволты...
– Почему Траволты? – удивилась Домна Музафаровна.
– Потому что Траволта никогда не был в этом городе, – произнёс Ювеналий.
– Но он и в Липецке не был!
– Липецк – это другое дело, – уклончиво сказал Ювеналий. Щёлкнул пальцами.
Неизвестно, чем бы всё это кончилось, но внезапно из окна выпрыгнул Пётр Петрович, подхватил свою виолончель и весело понёсся вдоль по тротуару.
Ювеналий вздохнул, вытащил из кармана арбуз и сказал, обращаясь то ли к Домне Музафаровне, то ли к светофору, то ли вообще ко всё улучшавшемуся миру:
– Эх, осиротели мы, осиротели...
Домна Музафаровна заглянула в корзину, поправила мантию и пошла в горсовет.
|
. В такого рода эклектике достигается абсурд. Синтез разных литературных стилей (манер)