только моргая глазами и улыбаясь каким-то своим мыслям.
- Все же как-то неловко выходит, - робко подал голос Оле-Помойе. – голый парень лежит рядом с покойником, словно они в постели, да еще прикован к нему. Это как-то аморально.
- Так у него же не встает на покойника, − спокойно перевернул страницу книги Марк Израилевич. – значит, с мальчиком все нормально. А вот первый опыт прошел безрезультатно, как я вижу. Что же придется повысить напряжение. А что делать?
Произнеся еще несколько латинских слов, профессор дал знак подпоручику. Базаров покрутил ручку прибора. Есауленко застонал, а из под век мертвеца началось обильное выделение желтоватой жидкости с крайне неприятным запахом. Турецкий продолжал читать на латыни какой-то странный текст, время от времени, чертя рукой в воздухе какие-то знаки.
Наконец рот парня непроизвольно раскрылся, язык задрожал, вернее задергался и оттуда донеслось:
- Изолированная ферзевая пешка не только пешечная слабость, но и слабость пунктов...высвобождающий ход часто продолжает существовать как угроза. Угроза сильнее ее исполнения... Централизация – возведенное в принцип стремление всей доски у участию к борьбе...
- Есть! – радостно потер руки Марк Израилевич. – Корреляция имеется! Полагаю, на нее влияет напряжение. Друзья мои, вы присутствуете при величайшем эксперименте. От давно умершего лица передаются знания, которыми оно владело при жизни, как поток информации. Не исключено, что и образ мышления, ход мыслей могут быть переданы от одного человека, неважно, мертвого или живого, к другому. Предполагаю, что одним из результатов может быть даже существенное повышение интеллекта.
- Профессор, - Базаров посмотрел на показания прибора. – но если знания и даже мысли могут быть переданы от почившего экс-чемпиона мира, то и ему... так сказать, телу тоже передаются знания из головы нашего молодого подопечного.
- Какое это имеет значение, подпоручик, - махнул рукой Турецкий. – и потом, ну какие глобальные замыслы могут быть у пятнадцатилетнего мальчишки в голове?
Тем не менее, вдруг лицо мертвеца сильно задрожало. Это длилось несколько минут. Затем из неподвижных разинутых челюстей послышался голос — словно издалека или из глубокого подземелья. Хриплый, отрывистый, глухой он действовал на слух так, как действует на осязание прикосновение чего-то студенистого или клейкого.
Однако звуки были вполне — и даже пугающе — членораздельными.
− Не лезь ко мне в штаны, мусор ебаный, − произнес мертвый экс-чемпион.
− Что? – у Волопасова отвисла челюсть.
− Я просто охреневаю от тебя, детка, − продолжал все тот же леденящий голос. – ты хочешь посмотреть мой банан?
− Поразительно, − прошептал Оле-Помойе.
− Наша тусовка продолжается, − продолжал глухо вещать мертвец и тут же из его чернеющего провалом рта полились странные слова, складывавшиеся в какую-то безумную песню:
Что мне делать с тобой,
Людоедка, скажи,
Трах-пипеткой порвать
Тебе рот в трех местах
Виноватым в постель
Ты утопишь меня
Но до будущей ночи
Надо дожить
Все теперь не уйти
Вон у двери капкан
Ты туда попадешь
Знаю дай только срок
И глумясь надо мной
Ты запляшешь канкан
И заставишь дрожать
От трусов мешок!
Помимо этих диких фраз, вызвавших непередаваемое изумление присутствующих, у тела экс-чемпиона внезапно возникла мощнейшая эрекция. Нелепо начав взмахивать руками, труп неожиданно вцепился костистыми пальцами в стоявшего ближе всех к столу Оле-Помойе и повалился вместе с ним на пол, подмяв критика под себя, отчего тот заорал от кошмара и засуетил руками и ногами, как раздавленный жук.
Гальванизированный Тигран Акопович увлек бы за собой и прикованного к нему Андрея, но того от падения удержали сильные руки Базарова и Кроликова. После этого подпоручик вместе с Михаилом с видимыми усилиями оторвали впившийся мертвой хваткой в халат Оле-Помойе и начавший непроизвольно совершать фрикции труп экс-чемпиона и вернули его на цинковое ложе, снова присоединив электроды к голове и наручникам.
По команде Марка Израилевича Базаров произвел новый разряд тока в тело мумии.
Губы Тиграна Акоповича задрожали, хотя челюсти оставались недвижимыми, и тот же отвратительный голос продолжал:
- Ты начинаешь бояться,
Ты ушел под стол,
Но мучает жажда,
Ты скоро придешь назад,
- словно из неведомых глубин доносился глухой рев.
- Грандиозно! - радостно потирал ладоши Марк Израилевич. - Просто потрясающе! Поразительно!
В этот момент мобильный на столе у профессора залился приятной мелодией.
- Да, - важно пробасил Турецкий.
- Марк Израилевич, - взволнованно затараторил Антисема. - там эти приехали... земляки покойного... ну, армяне, одним словом. Их человек десять и все с пушками...
- Дверь там запри, задержи их как-нибудь, - пробормотал Марк Израилевич. - придумай что-то...
- Да как я их задержу, - отчаянно выпалил Антисема, - они на трех машинах приехали, стекло разбили, уже по коридору идут.
- Тогда уходим! Быстро подгоняй машину к черному ходу!
Как только профессор закончил давать указания, в дверь операционной забарабанили кулаками. Чуть позже раздались выстрелы – это приехавшие горцы решили попросту выбить замок градом пуль.
Марк Израилевич с опаской покосился на уверенно державшую оборону железную дверь и продолжил читать странный текст.
Внезапно его слова заглушил визг дисковидной пилы «болгарки» – армяне всерьез взялись за дело.
Профессор торопливо заговорил по-латыни, и тут же осекся и всплеснул руками.
- Вот все из-за них! - воскликнул он с досадой. - Перепутал порядок слов в самый неподходящий момент!
В том, что момент для ошибки был выбран действительно неподходящий, пришлось убедиться немедленно: в помещении погас свет. Есауленко тут же потерял сознание. Осторожный Базаров сразу рывком вытащил штепсель из розетки. С шумом распахнулось окно. В помещении под потолком появился ярко светящийся шар. Спикировав к ногам присутствующих, он взорвался, обдав всех запахом серы.
- Вот черт! – взглянул на стол профессор. – Все, заканчиваем! Если они до нас доберутся, не могу поручиться за целостность ваших очков, - обратился он к Волопасову. – по коням!
Михаил Самуэлевич выглянул в окно и развернул веревочную лестницу. Марк Израилевич захлопнул книгу и стал лихорадочно собираться.
Первым по импровизированному трапу спустился Оле-Помойе. Сверху профессор Марк скинул ему свой саквояж с инструментами и аппаратурой и сумку с книгами. Следом довольно быстро и проворно для своего брюшка спустился и сам профессор. Более физически крепкий Волопасов осторожно нес на руках закутанного в простыню Андрея. Ценный груз у него приняли профессор и подпоручик, расположившись в кузове фургона вместе со всеми вещами. Последним покинул площадку эксперимента Кроликов, уже практически на ходу запрыгнув в кабину к водителю. Антисема эффектно протаранил ворота медцентра микроавтобусом. Крытый фургончик быстро затерялся в лабиринте многоэтажек микрорайона.
Талантливого юношу Андрея Есауленко постепенно удалось привести в чувство какими-то впрыскиваниями под кожу в течение двух дней. О повышении его шахматного мастерства пока судить невозможно из-за массовой отмены турниров в связи с коронавирусом.
С мумией Тиграна Акоповича ситуация сложилась иная, что позже послужило причиной негодования армянской диаспоры и написанию ее представителями возмущенных писем мэру столицы.
Когда разгоряченные армяне наконец прорвались в операционную, их взору предстало тело экс-чемпиона мира, лежавшее на клеенке на столе, опутанное проводами, мокрое от физиологического раствора, с наручниками на одной руке. Но главное было не в этом.
Сильно раздутая посиневшая мошонка свалялась у трупа между ног, словно наполненный грязью пластиковый пакет. Член экс-чемпиона находился в возбужденном состоянии.
Прибывший вместе с представителями диаспоры священник немедленно положил на лоб Тиграну Акоповичу вытащенный из кармана брюк православный крест.
На щеки мумии мгновенно вернулись пятна странного бледного румянца; тот же глухой голос стал бормотать что-то невнятное. Конечности экс-чемпиона мира стали непроизвольно неистово дергаться, словно это была кукла на ниточках. Член мертвеца стал обильно извергаться, напоминая гейзер.
− Все назад! – крикнул священник по-армянски и перекрестившись размашистым крестом, отступил к стене к своим землякам.
Внезапно тело экс-чемпиона стало стремительно надуваться, словно его кто-то резво накачивал невидимым насосом. Раздувшись до невероятных размеров, оно с шумом и треском лопнуло, и на столе перед ошеломленными представителями диаспоры предстала полужидкая, отвратительная, гниющая масса.
