диване Килькин заметил несколько человеческих тел. Что-то заставило его переступить порог студии и подойти к дивану. Полуобнаженный художник, лежа на спине, задумчиво курил кальян, а две обнаженные женщины, в поте лица своего, трудились над его членом. Идеальный любовный роман на троих.
Одна из женщин, почувствовав присутствие постороннего человека, подняла лицо и наполненными наркотическим кайфом глазами, мазнула по Килькину. К своему большому удивлению Килькин узнал в женщине, делающей минет художнику, свою бывшую невестку, которая на лестничной клетке ударила его. То что его бывшая невестка шалава и изменяет его сыну моряку, который с ней из-за этого развёлся, он знал давно… Даже сам как-то ею попользовался по пьяной лавочке.
Встречая Новый Год все, как следует, набрались и вышли покурить и посмотреть на салют. Он остался в комнате вдвоём с невесткой и не успел он опомниться, как та сучка расстегнула его брюки и взяла его сморчок в свой жаркий рот. Она была искусной минетчицей и, вскоре Килькин, уже гонял свой вздыбленный член у неё между ног. Задница у неё была зачетная и Килькин, не удержавшись, вставил ей в туза. Она застонала, но член в очко приняла и стала подмахивать, как заведённая. Было видно, что анальный секс она тоже полюбляла. Потом она повернулась и, закончив минет, вытерла свои губки салфеткой и, собрав грязные тарелки, ушла на кухню. Та ещё сучка. И от кого у неё дети она не знала и сами. Как говорят в таких случаях - сборная СССР. Можно было, и вспомнить прошлый опыт.
— Давай соси, сука, — расстегнув ширинку и суя свой вялый сморчок ей в рот, промычал пьяный Килькин.
— Да пошел ты в жопу, гандон старый, импотент ебучий! — отвергла предложение невестка.
— Соси, сука, задавлю! — прорычал Килькин, сжимая ей горло. — Давай, давай…
Бывшая невестка, задыхаясь, открыла рот и, воспользовавшись этим моментом, Килькин всунул ей в рот свой дряблый член, та сопя, стала его сосать. Животное — ничего святого. В это время вторая женщина подняла голову, и Килькин узнал в ней двоюродную сестру, своей бывшей невестки, Эльзу, которая малявкой путалась под ногами у взрослых. Она давно уже переросла тот детский возраст, когда Килькин читал ей свои сказки, окончила школу и университет, благополучно успела выйти замуж и так же благополучно развестись. Её муж, военный медик, остался верен присяге и ушёл со своей воинской частью в Украину, а она осталась в Севастополе и вот теперь попала со своей двоюродной сестрой в самоизоляцию, и в одну постель к художнику. «Совсем народ спаскудился», — мрачно подумал Килькин.
— Слышишь ты, плешивый пенёк ушастый , ты зачем мою сестру бьёшь? — возмутилась Эльза. — Ты разве не видишь, что она не хочет, делать тебе минет?
— Молчи, шалава, знал бы, что из тебя вырастит, удавил бы в детстве… — выругался Килькин.
— Не удавил бы, — выплюнув член, сказала бывшая невестка. — Это же дочь твоего товарища, а может и твоя… Хотя, ты бы мог. Даже не посмотрел бы на то, что волынил с её мамой…
— Охуеть… Вот так номер, так ты, старичело, выходит половой маньяк, бесчестный человек, хотя мне всегда говорил, что ты офицер человек чести…, — в очешуении возмущенно сказала Эльза.
Неожиданно, прерывая её тираду, раздался телефонный звонок, Эльза вздрогнула, но телефон, лежащий на стуле, взяла и, проведя ухоженным пальчиком по экрану, томно пропела:
— Хэлоу. Бункер Гитлера. Эльза на связи, — потом сменив интонацию, стала бросать в телефон рубленые фразы. — А это ты Ванька…. Чего тебе? Соскучился? Я рада… Как у нас дела? Отлично, хоть камни с неба… Где моя мама, твоя тёща? А я почем знаю… Что я сейчас делаю? Минет делаю новому мужу… Думаешь я прикалываюсь? Ну, думай так и дальше… Чао… Идиот. Героям сало. Достал патриот…
— Ну, вы блядская семейка, займитесь своим делом, потом разберётесь и с честью, и с тем, кто из вас, чья дочка, жучка, и внучка, — подал голос возмущенный художник, который грел наркотою этих баб.
— Как скажешь, милый, ты здесь босс, — муркнула Эльза и положив телефон, так прилежно принялась за прерванную работу, что у неё пар из ушей пошёл.
Пока Килькин переваривал информацию, полученную от бывшей невестки, что он может быть отцом её сестры, та сделав своё дело, опять нырнула под одеяло к художнику. Килькин, застегнул ширинку на брюках и, как ни в чем не бывало, отправился в конец чердака за спрятанным кладом. На украденные деньги он планировал в Москве, с помощью своего куратора, открыть ломбард и контору «Быстро займа», где планировал за пару лет несказанно разбогатеть. А в Севастополе пусть эта блядская семейка живёт так, как сама считает нужным. У него не так много времени осталось в этой жизни, а ещё надо бы и книжку свою издать, о морских офицерах, людях чести. Вот только как её назвать… «О флоте и чести» или «С честью и флотом — на века». Книжка подождёт, вначале надо из этого карантинного дома благополучно выбраться, потом из Крыма, осесть в Москве и только потом уже думать о книге. Нужно забрать деньги с украшениями и валить отсюда.
В своих рассуждениях Каплин не заметил, как добрался до конца подвала. Он отодвинул стенку и достал дорожную сумку с наворованным имуществом. Проверил содержимое — всё на месте. Можно было отправляться в путь-дорогу по утреннему холодку. В левую руку он взял дорожную сумку, а в правую свой именной пистолет и стал быстро спускаться по лестнице в подвал, где под заваленными агитационными плакатами и другим мусором, находилась дверь аварийного выхода.
В подвале никого не было. Намитинговавшись жильцы, после неудавшегося штурма входной двери, убрав трупы, разошлись отдыхать по своим квартирам. Это было на руку Килькину, в дальнем углу, он разобрал мусорную кучу и, сбив красным пожарным топором замок, открыл дверь аварийного выхода. Впереди замаячила свобода и новая жизнь с томными волоокими с ногами от ушей москвичками, и роскошными ночными клубами. «Женюсь, — подумал Килькин, — честное, благородное слово офицера… Вставлю зубы и женюсь». И шагнул в будущее.
Послесловие:
До утра бывший офицер Брюханов не дожил, он скончался от большой кровопотери, которая появилась у него от ранения в грудь картечной пулей. Пуля, предназначенная волку, выпущенная из ствола охотничьего ружья какого-то казака из крымской самообороны, срезала Брюханова влёт, лишив естественного права на свободу и жизнь. Его оттащили от двери и выбросили из окна первого этажа на улицу. Где он, не приходя в сознание, благополучно скончался. Повезло. Остальных жильцов, кто исхитрился выжить в самоизоляции, ночью погрузили в вагонзаки и вывезли в неизвестном направлении. Говорят, что некоторых из них видели в урановых шахтах, за Полярным кругом.
Художник Данила-мастер избежал общей участи, под утро он решил сходить в туалет и обнаружил в конце чердака, сломанную стену, и взломанный тайник. Сложив один к одному и сообразив, что обворовавший его Килькин может прятаться только у себя в квартире или в подвале, он, вооружившись туристическим топориком, пошел его искать. В квартире и в подвале он его не нашел, но зато обнаружил аварийный выход. Недолго думая, он соорудил из плакатов факел, поджог его и как в омут, нырнул в подземный ход.
На труп Килькина он натолкнулся в конце аварийного выхода. Тот начал подниматься наверх по вмурованным в бетон железным скобам, но не удержался и сорвавшись вниз, накололся на торчащую из бетонного пола арматуру. Так и висел он у выхода, аккуратно наколотый на арматуру. Рядом в пыли валялась сумка. Художник Данила-мастер открыл её… Ценности были на месте… На глазок — лимон зелени. Хороший куш. Годика на два хватит покуролесить, а если с умом то и на три. Но только не в Крыму. Надо было возвращаться в Украину, а оттуда уезжать в Европу и там сеять доброе и вечное.
Скоро в амстердамском квартале красных фонарей, открылось новая студия месье Daniloff. Картины были так себе, зато травка и девочки… Цимус.
