Недавно в моей неприкаянной, наполненной победами над кошками жизни произошло непредвиденное: меня запихнули в маленькую комнатку с решётками и куда-то понесли. И всю дорогу я вслушивался в доносящийся сверху знакомый голос, раньше произносивший лишь одну фразу: «Прекрати, урод», после чего, если я не успевал убежать, следовал шлепок мокрой тряпкой.
Только сейчас слова звучали удивительно мягко, и, хотя я ничего не понимал, мне казалось, что, утешая, меня к чему-то готовят, отчего становилось ещё страшнее. Не выдержав, я хрипло возмутился раз, другой, но внезапно крышка откинулась, и я оказался в незнакомом светлом помещении, где неизвестная женщина, о, мне ли не почуять женщину, начала трогать меня в самых интимных местах.
Я попытался вырваться, но хозяйка, так, кажется, звали пришедшего со мной человека, не отпускала, ласково меня уговаривая. И я смирился. Закрыв глаза, я терпел прикосновения, а после моя клетка снова захлопнулась, и меня унесли в темноту, пахнущую испуганными собратьями.
Потом снова был свет, болезненный укол в заднюю лапу и беспамятство. Очнулся я в своей тюрьме и лежал, щурясь и пытаясь сообразить, что же произошло.
Болел пах. Прикоснувшись языком к зудящему месту, я почувствовал, что мне стало немного легче, и принялся зализывать два длинных пореза. Когда рядом вновь послышался голос хозяйки, я уже пришёл в себя и, несмотря на слабость, проверил голосовые связки на работоспособность.
Вскоре я очутился дома, где ничего не изменилось: всё стояло на своих местах, я по-прежнему прятался от людей и котов-соперников, когда предлагали, ел, когда хотелось – пил и, когда требовало естество, охотно выходил в зелёный двор.
Но, что странно, природа стала взывать ко мне всё реже, пока не замолчала совсем. Кошками я, это я-то, больше не интересовался, и с удивлением заметил, что меня окружает потрясающе интересный мир, который я и кинулся познавать.
После этого открытия жизнь моя изменилась. Забыв о существовании межполовых отношений, я выходил наружу, чтобы пощипать травы, послушать птиц и, забравшись на дерево, посмотреть на закат. А вернувшись домой, устраивался на коленях у хозяйки, которую совсем перестал бояться.
И однажды вдруг осознал, что после всех прожитых мною лет, после приключений, что рушились на мою голову, я впервые по-настоящему счастлив. Если бы я умел размышлять, то решил бы, что шальная молодость закончилась, и наступила пора зрелого покоя и созерцания.
