Холодно. Тёмная ледяная вода, словно пот, сочится из пор земли, под ногами чавкает грязь, а озябший ветер пытается забраться под куртку, чтобы погреться. Это ему удаётся, и зябко становится уже мне. Спасает солнце. Оно по-весеннему ласково, и постепенно я оттаиваю…
Но не душой. Моя мистическая составляющая не в восторге от увиденного её вместилищем. Вокруг запустение, лужи и прелая прошлогодняя трава – картина, навевающая уныние. Это она – та самая неприглядная настоящая Россия. И сейчас на её забытых богами и людьми просторах встретились две беды: сентиментальный дурак и слякотная, почти непроходимая, дорога. Встретились и не понравились друг другу.
Чтобы прогнать внезапно нахлынувшую тоску, устремляю взгляд на небо, бескрайнее и величественное, с несущимися по насыщенно-голубой глади бурлящими облаками. Когда-то это зрелище спасало меня от сплина. И как же жаль, что нельзя лечь в пожухлую траву и смотреть, смотреть, смотреть, забыв о повседневных мелочах и думая о вечности…
Я вздрагиваю. Последнее время это слово меня пугает. Поспешно опускаю глаза и спешу на зов весёлых голосов, доносящихся из-за угла заброшенного полуразвалившегося здания. Там жгут костёр, оттуда веет аппетитным духом шашлыков, там меня ждут. Прежде чем шагнуть вперёд, я оборачиваюсь и, передёргивая плечами, шепчу: «Как досадно, что я не пишу об уродливой действительности, и из этого не получится рассказа».
Истомившаяся душа, протестуя против задержки, начинает ощутимо ныть, и тогда, стремясь её успокоить, я машу рукой и, сорвавшись с места, бегу к людям.
