– Людмилу там случаем не встретил? – первым делом спросил князь Ивана Премудрого, когда тот явился через три дня, как и было приказано.
– Не, не видел. – уж очень у Ивана голова болела, наверное поэтому и премудрость не сработала.
– Вот ты и попался! – обрадовался князь. – Хороводы стало быть водил, вместо того, чтобы думу государственную думать?
– Конечно водил! – как ни в чём ни бывало ответил Иван. – В хороводах думается лучше, кстати. – нашёлся Иван что ответить. Вот она, премудрость–то. – Опять же, князь–государь, ты мне велел думать, а где думать, не сказал. Вот я на хороводах думу–то и думал.
Князю крыть было нечем, выкрутился Иван, и как ловко выкрутился! Талант!
«Ты бы так с царём Салтаном выкрутился, вернее, путнее что–нибудь изобрёл». – подумал князь, а в слух сказал, вернее крикнул:
– Эй, кто там?
В тот же миг с обеих сторон распахнулись двери и в залу княжескую кучей ввалились слуги верные: с одной стороны – бояре да дворяне, а с другой стороны те, что происхождением попроще. Но что те, что другие, они все на службе княжеской как обычно находились, дела княжего ждали. Вот и дождались…
– Ты, – князь показал пальцем на одного из слуг, из тех, кто не бояре–дворяне. – принеси–ка жбан пива, да чтобы холодное! А вы, дармоеды, вон отсюда! – вот вам и дело княжеское, вот вам и милость его же.
Обличённый милостью убежал первым. Остальные не побежали, спокойно вышли. Видать обиделись, а может и нет, не знаю. Знаю одно, тому кто за пивом побежал в ближайшие пару дней несладко придётся – дворцовые интриги, сами понимаете. Могут и морду набить…
Слуга так же, бегом, принёс пиво.
– Ивану отдай и иди отсюда. – сказал князь, а потом, Ивану. – Похмеляйся давай, и рассказывай, что придумал?
***
Вот у меня в такой ситуации комок к горлу подкатил бы, точно подкатил, в знак благодарности, так что ли. Но я университориев не заканчивал и не потому, что выгнали, а потому что не поступал я никогда в эти самые университории, и подозреваю, не один я такой…
Иван же принял жбан с пивом совершенно спокойно, как будто такое происходило каждый день, а может и происходило, кто знает? Спросил дозволения присесть, присел, осушил где–то с полжбана, выдохнул как бы с облегчением, рукавом рубахи вытер рот и благодарно посмотрел на князя, мол, готов я, спрашивай…
– Ну, рассказывай, что надумал, нахороводил? – усмехнулся князь.
Иван посмотрел на жбан, вернее на то, сколько в нём ещё осталось, и начал излагать свою премудрость, якобы на хороводах голову посетившую:
– Прошлый раз, князь–батюшка, я тебе говорил, что из всего из этого пользу надо для княжества–государства извлечь и пользу максимальную. – Иван ещё разок приложился к жбану и продолжил. – Тут ведь самое место и время для высокой политики получается. Сейчас объясню.
Можно конечно поехать к царю Салтану, глаза ему на эту бабу раскрыть, вывести её на чистую воду, ну а дальше он сам разберётся, не до конца же дурак. Только вот толку с этого никакого не будет, для княжества нашего не будет, да и вообще, никому не будет, даже Салтану.
– Ну–ка, поясни свою премудрость.
– А что тут пояснять? Тут и так всё ясно. Смотри. Предположим, поможешь ты царю Салтану, а дальше что?
– Что?
– А ничего! – Иван, не иначе как заинтриговав князя дальше некуда, нисколько не стесняясь ещё раз приложился к жбану. – Польза–то конечно будет, но минимальная и совсем на чуть–чуть. Сам знаешь, среди кого живём, не любят у нас откровенно добрых дел.
– Можно подумать у нас недобрые дела любят. – усмехнулся князь. Он пока что не понимал куда клонит Иван, потому и перебивал. Правда делал он это не для того, чтобы скорее поймать Иванову мысль, а просто, ну чтобы не сидеть пнём безмолвным, чтобы как бы в разговоре тоже участвовать.
Оно ведь это чем хорошо? Хорошо оно тем, что потом, ну если премудрость Иванова понравится, чуть погодя её можно будет за свою выдать, и не прикопаешься, в разговоре–то участвовал! А кто там чего и сколько наговорил, поди потом, разберись. Да и князь всё–таки, особо не поспоришь.
– Ты как всегда прав, князь–батюшка. – вообще–то Ивану было глубоко, сами знаете до чего, что там говорит князь. Иван сейчас пересказывал то, чему его Черномор научил, ну разве что в своей интерпретации, в премудрой. – Недобрые дела у нас тоже не любят, поэтому действовать будем посерединке.
– Как это?
– А вот так, – Иван опять приложился к жбану. – пользу для себя извлекать. Вот тут, когда мы пользу для себя, ну и для княжества нашего извлечём, тогда и нам будет хорошо, и все вокруг надолго запомнят, потому как поймут, но поздно будет, обвели их вокруг пальца, обманули.
– Ишь ты! Ловко придумал! Давай дальше…
– Вся премудрость в том и состоит, что обманывать мы никого не будем, мы правду будем говорить, только нашу правду. Понимаешь?
– Понимаю. – кивнул головой князь, хотя ничего не понял, но это мелочи.
– Нам сейчас пропиариться надо.
– Чего, чего?!
– Пропиариться. Это слово такое премудрое. Означает: показать себя во всей красе, ну и с лучшей стороны, разумеется.
– Тьфу ты! И где же ты слов таких понахватался?!
– В университории, где же ещё?!
– Ладно, давай дальше. А что, у нас худшие есть? Ну–ка говори, не темни!
– Есть конечно, как же без них, но мало их у нас. Вот нам и надо будет их ликвидировать.
– И что за стороны такие? – завёлся князь, а Ивану того и надо.
– Худшая сторона наша, для нас очень неприятная, она вообще–то одна: знают о нашем княжестве мало, а если знают, то так: где–то, что–то слышали и всё. Надо нам о себе рассказать, о тебе, великий князь, это в первую очередь, ну и о княжестве о нашем великом. А народ, он хоть и дурак, он сразу поймёт, вот оно значит как жить да княжеством править надо!
– Ну это понятно. – «Ловко загнул, мерзавец, но Людку за тебя не отдам, и не надейся. Хотя, если всё выгорит, как ты тут всё это разлялякиваешь, можно будет и подумать. А пока, пока, если пива ещё попросишь, дозволю. Пей, не жалко».
– Ну а если понятно… – Иван допил пиво, и, наверняка все дело в премудрости, прочёл мысли княжеские, как минимум, насчёт пива, потому как посмотрел на него, невинно так посмотрел.
На этот раз князь не кричал, не звал, а просто хлопнул в ладоши. Ясно дело, всё повторилось один в один, как и в прошлый раз – ввалилась толпа из верных слуг. На этот раз князь сначала показал пальцем на одного из них из тех, кто то ли боярин, то ли дворянин, неважно, а потом на жбан.
Тот, осчастливленный милостью княжеской взял жбан, но не побежал, как давеча тот, безродный, а степенно вышел из залы. Остальные, видимо дошло, что им на этот раз ничего не обломится, вернулись на исходные позиции, так сказать.
Иван наблюдал за этим совершенно спокойно и не то чтобы носа не задрал, даже глаза от удовольствия не заблестели, а повод – вот он, лучше не бывает. Я бы на его месте подумал: «Ну что, родовитые переродовитые, те, что со мной если и разговариваете, то не иначе, как с микробом? Ну, и кто из нас микроб? Я вам за пивом не бегаю, и никогда не побегу, а вы, на полусогнутых! Вот так–то, премудрость, она посильнее происхождения, оказывается будет…»
Но я не Иван, хотя бы потому, что имя у меня другое, и не думаю я так, это я так сочиняю, а может быть и вру, сам ещё не знаю.
– Значит надо мне, князь, – как ни в чём ни бывало, продолжал Иван. – в дорогу собираться.
– Куда это?
«Князь–то и вправду, «поплыл», сам не заметил, как опростоволосился. Ну да ладно, мы не гордые», а князю:
– С посольством, по царствам да княжествам соседним, и не соседним тоже. Поеду я князь с посольством и буду князьям, царям и графьям с баронами всяким о тебе, да о княжестве твоём великом и могущественном рассказывать.
– И всё, что ли? – вот азиаты, те сейчас сказали бы, мол, потерял князь лицо, окончательно потерял.
Но князю было не до этого, не до лица. Главное он ухватил: «Ты гляди, паршивец, как всё ловко развернул–вывернул. Так, надо будет бояр ему в посольство определить, познатнее, да попузатее, для представительности», а потом взял, да и сказал это Ивану, про бояр, об остальном промолчал, разумеется.
– Князь–батюшка, только честно, – тут пауза возникла: один из бояр этих как раз пиво Ивану принёс. Пока он жбан перед Иваном ставил да князю кланялся, Иван с князем молчали, тайна государственная всё–таки. А когда тот ушёл, Иван, отпив пива, продолжил. – много у тебя ближних, да и не ближних тоже, которые умные? Ну, хотя бы вот этого взять…
– Да почитай, что и нету. – вздохнул князь. – А те что есть, при деле все, их от дел–то не оторвёшь, потому как заменить не кем.
– Вот и я о том же. Значит одному мне надо ехать. – тут у Ивана была одна премудрость, сам придумал, но с ней он решил пока не торопиться, попозже сказать. –
Сам посуди. Ну приедет к какому–нибудь царю посольство от тебя, хоть и многочисленное и пышное, а глядь, в посольстве том, сплошные дураки, кого ни возьми. Что царь тот подумает? Правильно. – а, наплевать, сейчас политесы и не соблюдать можно. – Царь тот подумает: раз в посольстве твоём все такие, значит в княжестве их ещё больше. Понимаешь, о чём я?
– Понимаю, понимаю, Ваня.
А вот это для Ивана был уже высший пилотаж, он сам такого не ожидал. Видать крепко он князя занозил, что тот его чуть ли не сыном родным назвал, раньше за ним такого не замечалось.
– Поэтому, один я поеду, князь, так будет лучше…
***
– Руслан, ты что ли?
– А вы, извините, кто? – у царевича Гвидона чуть топор из рук не выпал, настолько неожиданным были что голос, что вопрос, да ещё со спины.
– Ну, разбаловался народ! Совсем стыд, совесть и страх потерял! Неуж–то не признал?!
Перед ним стояла средних лет женщина плотной комплекции. Выглядела она как любая другая одного с ней возраста. И одета была, ну если не как крестьянка, то как хозяйка какой–нибудь лавки или трактира – это точно. Лицом, не сказать что красавица, но и не уродина, для мужчины одного с ней возраста да ещё любителя подобных форм в самый раз. А вот глаза, глаза у женщины были хитрыми такими, с прищуром. Сразу было видно, этой не только под горячую руку, а вообще, под любую руку лучше не попадаться. Если и не изведёт, не замучает, то вспоминать да икать долго будешь, это уж точно. Да ещё радоваться будешь, и тоже долго, что цел остался.
Гвидон, когда пришёл в лес, сразу делом занялся. Некогда ему было лесными красотами любоваться да по сторонам оглядываться. Сила молодецкая, а заодно и богатырская никак не могла в нём успокоиться, наружу просилась, делами заниматься требовала. Выбрав сухое дерево Гвидон принялся его рубить, а после, после того как срубил и оно упало, пилить его начал на чурки, ну и так далее, дрова заготавливать, одним словом.
За этим занятием он и не заметил, что уже минут как десять за ним наблюдает эта самая женщина, при этом хитро так щурится и непонятно чему улыбается. Потом, видать надоело ей на него смотреть, а может быть надоело ждать, потому что Гвидон работал как заведённый и передохнуть не собирался. Вот женщина и окликнула его.
– Царевич Гвидон я, царя Салтана сын. А вы кто будете? – повторил он немного рассмотрев женщину. Ну правда, поди, догадайся, кто она такая?!
Женщина немного смутилась:
– Люди про меж себя Бабой–Ягой кличут…
– Да какая же вы яга, и уж тем более баба?! – сам не зная
