придавая слишком большое значение «исходному положению», в котором этот метод применяется. Ведь фактически принцип справедливости сводится к тому, что мы бы решили посредством применения метода рефлексивного равновесия. «Исходное положение» здесь как бы уже вторично, оно лишь обеспечивает нормальный ход дискуссии, оно обеспечивает тот факт, что все действительно честны и непредвзяты, когда предлагают свои аргументы, свои варианты принципов справедливости. В конце концов сама конструкция «исходного положения» - это тоже, в каком-то смысле, наша моральная интуиция. Поэтому наши моральные интуиции оказываются первичнее конструкции «исходного положения».
Еще один момент, на котором следует сделать акцент. Ролз подразумевает, что принципы справедливости обсуждают те люди, которые в итоге составят общество, построенное на основе этих принципов. Но современные глобальные процессы показывают, что решения которые, принимаются в рамках отдельного государства, могут влиять, в том числе, и на другие государства. Получается, что правильнее допустить к участию в обсуждении принципов справедливости в «исходном положении» не только тех людей, которые составят в итоге общество, построенное на основе этих принципов, но и вообще всех людей, которых эти принципы справедливости могут коснуться. Но как в «исходном положении» понять, кого принципы справедливости коснутся, а кого нет? В результате мы приходим к выводу, что перечень тех лиц, которые имеют право на обсуждение принципов справедливости в «исходном положении» потенциально никак не ограничен.
Одни критики Ролза говорили, что «исходное положение» вообще является излишним, но другие критики, наоборот, говорили, что Ролз недостаточно далеко продвинулся в этой идее. Можно привести позицию Юргена Хабермаса, Он говорит следующее. Ролз пытался оставить людям в «исходном положении» общую информацию, а ту информацию, которая способствует принятию эгоистических решений, способствует прояснению личных интересов каждого индивида, предлагал отбросить. Но мы не можем точно сказать, какая именно информация будет способствовать пристрастности, а какая информация будет способствовать беспристрастности. Иными словами, мы заранее не можем сказать, какая именно информация является допустимой. Именно поэтому, говорит Хабермас, правильнее было бы вообще убрать эту ситуацию «исходного положения», и допустить обсуждение принципов справедливости в реальных условиях, в реальном мире, в котором каждый человек пристрастен и эгоистичен. Ведь для того, чтобы гарантировать беспристрастность, нам как раз и следует обеспечить полную информацию для каждого. Но, конечно, полной информации для беспристрастности мало. Поэтому Хабермас предлагает определенные правила, с помощью которых должна вестись дискуссия. Дискуссию, которая ведется по таким правилам, он называет дискурсом. Например, Хабермас говорит о том, что при обсуждении принципов справедливости не должно быть никакого насилия, не должно быть никакого принуждения, каждый человек должен пытаться убедить других людей только с помощью аргументов, а не силы. Когда человек, который прекрасно осознает свои личные интересы и пристрастия, пытается с помощью аргументов убедить в своих взглядах других людей, он может обнаружить, что у него не получается убедить этих людей. Для того, чтобы действительно убедить других людей в своей позиции, человек должен апеллировать к таким аргументам, которые были бы убедительны не только для него самого, а для всех. В результате, если мы исключаем обман, насилие и тому подобные факторы, то мы создаем все необходимые условия для беспристрастности. Действительно, человек, стремящийся реализовать свои интересы, будет пытаться убедить других людей в значимости этих интересов. Но суть как раз в том, что пока он не убедил других посредством честной дискуссии в значимости этих интересов, данные интересы не могут считаться общезначимыми, и принципы справедливости не будут стремиться удовлетворить эти интересы в большей степени, чем какие-либо другие интересы. Сами правила дискурса они и понуждают человека быть более объективным. Поэтому, говорит Хабермас, мы никак не должны ограничивать информацию, которой мы владеем, но мы должны ограничивать правила обсуждения.
Моральная философия Юргена Хабермаса считается более процедурной, чем концепция Джона Ролза. Хабермас не говорит нам, что нужно отринуть вообще идею обсуждения, как некоторые критики Ролза. Наоборот, говорит Хабермас, эта идея обсуждения у Ролза еще недостаточно развита, «исходное положение» нужно модернизировать и развить до «правил дискурса».
Ролз на эту критику отвечал тем, что в конце концов мы можем начать с того, что справедливость не должна зависеть от способа, с помощью которого мы к ней приходим. Обсуждение в реальных условиях, с реальными индивидами, которые обладают собственными интересами, может привести к тем или иным результатам, в зависимости от непосредственного хода дискуссии. Но, наверное, не очень правильно ставить то, что мы должны получить «систематическим методом» в зависимость от того, что изучается «генетическим методом» (если использовать терминологию неокантианцев). Короче говоря, мы не должны ставить справедливость в зависимость от цепи случайных событий, иначе сама справедливость у нас окажется случайной. Кроме того, Ролз говорит о том, что Хабермас, предлагая определенные правила дискурса, сам признает, что эти правила дискурса сами от результатов дискурса не зависят, Они не зависят от обсуждений, которые ведутся в соответствии с этими правилами. Поэтому, по сути, Хабермас предлагает свою собственную конструкцию, которая от обсуждения не зависит, и потому его концепция, может быть, сама совсем не более процедурна, чем концепция Джона Ролза. По сути, Хабермас предлагает практически то же самое, он фактически предлагает только скорректировать ситуацию «исходного положения». Те дискурсы, о которых говорит Хабермас, в реальном мире тоже далеко не всегда возможны. Нужно еще найти площадку, на которой люди были бы заинтересованы убедить других людей с помощью рациональных аргументов, вместо того, чтобы навязывать свою волю силой, вместо того, чтобы апеллировать каким-то недобросовестным психологическим приемам аргументации, к запрещенным приемам. Поэтому ситуация обсуждения, которую предлагает Хабермас, тоже своего рода гипотетическая (сам Хабермас называет ее «идеальной речевой ситуацией»). Поэтому, может быть, теории этих двух ученых не особо и отличаются.
Но мы со своей стороны можем поставить такой вопрос: насколько вообще эта идея обсуждения является необходимой? В конце концов, я могу обсуждать какие-то принципы справедливости с другими людьми, а могу не обсуждать, но тем не менее попытаться догадаться, что именно сказали бы в данной ситуации другие люди. Если я обладаю достаточно полной информацией, например я знаю предпочтения людей, их повадки, их способы мышления, то, наверное, я могу догадаться, к каким выводам эти люди придут в случае, если им поставить вполне определенные вопросы. В этом смысле, если я обладаю полной информацией, то сама идея обсуждения уже не нужна, потому что я могу процедуру обсуждения провести в своей собственной голове. Поэтому тот реальный дискурс, который Хабермас предлагает при полной информации, тем более не нужен, потому что если мы обладаем полной информацией, то мы, в принципе, можем с помощью нашего собственного мышления, с помощью каких-то мысленных экспериментов, которые проводим в своей собственной голове, понять, к чему бы пришли все люди, если бы им поставили определенный этический или политический вопрос. Отсюда, та идея обсуждения в дискурсах, которую Хабермас предлагает, наверно, тоже имеет свои недостатки. В результате мы можем возвратиться к критике, которая высказывалась в адрес Ролза в той части, что идея исходного положения у него лишняя, а фактически главным методом поиска справедливости является метод рефлексивного равновесия.
Еще нужно сказать о том, что Джон Ролз, когда пытается сформулировать принципы справедливости, сразу оговаривается, что он формулирует принципы справедливости относительно базовой структуры общества. Речь идет о том, что Ролз не пытается сформулировать принципы которые бы касались абсолютно всех ситуаций, он формулирует только принципы, которые касаются исключительно устройства основных общественных институтов. В первую очередь, это касается институтов которые могут влиять на распределение первичных благ. Фактически, ролзовские принципы справедливости - это общие правила относительно того, как должны быть устроены общественные институты. Это не совсем то, что искали, например, неокантианцы, потому что неокантианцы искали какой-то абсолютный формальный критерий, который можно было бы применить к абсолютно всем ситуациям. У Джона Ролза немного не так: он ищет критерий, который применяется исключительно к основным общественным институтам, а если мы хотим узнать, как именно должны регламентироваться те или иные ситуации в нашей повседневной жизни, то мы должны обращаться уже не к ролзовским принципам, а к тому, что принято на основе этих принципов. Иными словами, у Ролза первоначально выбираются принципы справедливости. Далее, говорит Ролз, частично снимается «вуаль неведения», люди получают какую-то новую информацию относительно той страны, в которой они живут, и уже могут принять свою собственную конституцию. Далее «вуаль неведения» полностью снимается, принимаются уже конкретные законы, регламентирующие отдельные ситуации. Иными словами, принципы справедливости скорее влияют на принятие той или иной конституции, и отчасти влияют на принятие тех или иных законов, но они формулируются не так, чтобы они могли быть применены абсолютно ко всем ситуациям. Это принципы, которые касаются только распределения первичных благ, поэтому надо сказать, что теория справедливости Джона Ролза - это своего рода частная теория, потому что она касается не абсолютно всех вопросов, которые мы можем поставить, а очень специфического круга вопросов. В свою очередь, понятие права, которое давал Кант, и его формулировка категорического императива претендуют на то, что на их основе мы можем оценить любую ситуацию.
