Существует такое выражение – «Заставь дурака богу молиться, он весь лоб себе расшибёт». Вроде бы самое обыкновенное выражение, ничего интересного. Правильно, дураков много и делать они ничего не умеют, только портят всё. А куда деваться, если умные давным–давно все при деле, одни дураки остались? Ничего не поделаешь, приходится им тоже какую–то работу поручать.
А вот здесь премудрость–то и начинается. Она очень простая, но замечают её как раз те, кто не дурак, а про лоб разбитый только дураки рассказывают.
Дураки, они двух видов бывают: одни – работу поручают сделать, а вторые её делают. Так вот, только у дурака, работу сделать поручившего, дурак её выполняющий, лоб себе вдребезги расшибает. У человека умного, образованного, а в отдельных случаях, премудрого, лоб работника находится в постоянной целостности и сохранности.
Оно ведь как: когда дурак дураку, то, мол, вот тебе фронт работ, а выглядит этот фронт – «от сих, до неизвестно докуда», причём, на все четыре стороны. А дальше оно само собой получается. Дурак, который работу делает, он ведь мало того, что не знает «докуда», он даже не знает «куда», вот лбом повсюду и стучится, не жалеет лоб–то свой, потому что уж очень исполнительный и старательный. А в результате что? А ничего, вред один! А почему? А потому, что приказы тоже дурак отдаёт, которому тоже, неизвестно «куда» и «докуда». Мало того, ему даже не результат, ему процесс подавай. Процесс, пожалуйста – разбитие лба, иногда вдребезги, а результата и нет, потому что его никто и не спрашивает.
Другой человек, образованный и умный, он конечно же знает, что выполнять это задание будет дурак самозабвенный и стоеросовый, а потому применяет совсем маленькую премудрость – обозначает «докуда» и в каком направлении, вот и всё, вот и вся премудрость.
Здесь ведь как, поручить, это ещё не всё, вернее, не совсем всё. Это у дураков: поручил и забыл, а когда вспомнил, глядь, дело не сделано, лоб весь разбит, ну и так далее. Вроде бы и наказать надо, да жалко, и без наказания человек пострадал. А дело как было, так и остаётся там, где было.
Всё это, правда жизни горькая и даже, не смотря на разбитые лбы, непонятая, но не про Ивана. А все потому, что Иван, мало того, образованный, он ещё и Премудрый.
Если у кого–то все умные давным–давно при деле, одни дураки остались, то у Ивана пока в наличии только один человек и был – Городской голова, боярин Захар, и всё. Заплечных дел человек, тот не в счёт, у него совсем другая работа, отвлекаться от которой нельзя ни в коем случае.
Так вот, тот, кто работу будет делать, всего один и похоже, что дурак, но это ладно, это мелочи. С такими мелочами Иван очень даже легко умеет справляться, потому что Премудрый.
***
На следующий день, утречком, Городской голова пришёл в княжеский терем. Не сказать, чтобы он весь горел желанием служить верой и правдой. Когда сам по себе и нет над тобой никого такого, кто приказывает, милует или наказывает, оно конечно хорошо. Тогда сам себе и приказываешь, сам себя милуешь, ну и наказываешь конечно.
Вот здесь–то самая главная вредность в жизни и находится. Если из трёх смыслов жизни: приказываешь–милуешь–наказываешь выбирать сразу все три, никаких сил тогда не хватит, и здоровья тоже. Тем более, что выбираешь–то сам, а не кто–то за тебя. В таких случаях человек? не иначе, как скромность проявляет и довольствуется малым. Из трёх этих смыслов жизненных он выбирает один, мол, и этого хватит. Догадываетесь какой? Не знаю как вы, я бы выбрал «миловать», а остальные вроде бы как и без надобности.
Но довольствуясь малым, жизнь становится ленивой и скучной. Это как суп без перца есть, никакого вкуса и слезы из глаз не текут. Поэтому, хоть на людях всё преподносилось как самое единственно правильное положение вещей, жизнь Городского головы, боярина Захара, была даже не скучна, её вообще не было. Помните грязную рубаху, всю неизвестно в чём? Разве это жизнь?
Не умом конечно, а каким–то там надумом или подумом, боярин Захар всё это понимал, а раз понимал, значит страдал и томился. Сам себе, ну, это в силу натуры и характера, жизнь, полную остроты и смысла, он обеспечить не мог. Для этого нужен был Хозяин, и вот он появился.
Пошептавшись с Никитой на предмет самочувствия, а на самом деле, настроения князя, Ивана Премудрого, боярин Захар, подрагивая немного изнутри отправился в его покои.
Не иначе, соответствующая работа среди старшего по княжескому терему, Никиты, была проведена и вполне возможно не без участия заплечных дел человека. Никита, хоть и не громко, но так чтобы было слышно постучал в дверь, затем вошёл в княжеские покои и спустя некоторое малое время вышел.
– Иди. Зовёт. – и добавил, больше просительно, чем со значением или ещё с чем–нибудь. – Только не серди его, помилосердствуй. Не бери грех на душу…
– Здрав будь, князь Иван Премудрый. – вот она строгость и справедливость какие чудеса творят. Ведь никто не говорил и не приказывал так Ивана называть. Все как будто сами меж собой договорились называть его полным именем. – Здоров ли, как отдохнул?
– Ты мне эти слова пустопорожние брось. – Иван встретил боярина сидя за столом, а не на троне княжеском, как это князьям полагается.
«Чудно. – удивился боярин Захар. – Князь, он обязан на троне сидеть, оттуда и княжеством княжить, приказы приказывать. А этот за столом сидит. Может он никакой не князь? А если не князь, тогда кто? Не, кажись князь, причём настоящий».
– Садись. – Иван указал на лавку по другую сторону стола. – Дел у нас с тобой много, боярин Захар, некогда нам политесы разные друг другу говорить.
– Чего говорить?
– Политесы. Слово такое, учёное. Ладно, не обращай внимания. Чтобы всё было изначально понятно и никаких слухов не возникало, перво–наперво расскажу кто я такой и откуда появился.
Я князь, такой же как и Руслан, только княжество моё так далеко отсюда, что о нём здесь никто не знает. А с Русланом мы познакомились, когда подвиги вместе совершали. Не буду вдаваться в подробности, всё равно ничего не поймёшь, скажу одно: получилось так, что я свой подвиг совершил, а Руслан ещё нет. Мне–то что, можно домой ехать, а Руслану ни в какую, подвиг–то ещё не совершён. Поэтому остаться ему пришлось, ничего не поделаешь, дело княжеское, богатырское, оно поперёд любых других дел будет, понимать должен. Но подвиги, они лучше совершаются, когда на душе легко и спокойно. А у Руслана такого спокойствия не было, уж очень он о княжестве своём беспокоился, мол, как тут дела обстоят и всё такое? Веры–то сейчас никому нет. Тебя вот возьми, какой беспорядок в городе допустил, будет от такого душа спокойной, будут подвиги совершаться?
Городской голова, боярин Захар, заёрзал на лавке, не иначе задница сигнал подала своему хозяину, что есть шанс по–новой пострадать, с утра пораньше.
– Да не ёрзай ты. – догадался об опасениях боярина Иван. – Никто тебя больше пороть не собирается, ну разве что если уж очень заслужишь.
Так вот, и попросил меня князь Руслан, по дружбе попросил, по княжеской и богатырской, чтобы я отправился в его княжество, сюда стало быть, и покуда он там подвиг свой совершает, за порядком проследил. Теперь понимаешь что к чему?
– Понимаю, князь Иван Премудрый. – закивал Городской голова, хотя на самом деле из сказанного Иваном почти ничего не понял.
– Ну тогда слушай, что тебе надо сделать, как навести в городе, и не только в городе, а и во всем княжестве, порядок образцовый. Чтобы, когда вернётся домой князь Руслан, подвиг совершивший, а потому весь прославленный, чтобы ты, Городской голова и боярин Захар не опозорил его, а наоборот, славу его княжескую и богатырскую поддержал и приумножил. А теперь слушай, что тебе надлежит сделать в первую очередь.
Разговор тот, вернее наставления Ивана, часа три продолжались, а то и больше. И не потому так долго, что дел уж больно много и все они до невозможности трудновыполнимые или же одно, но зато почти совсем невыполнимое. Всё гораздо проще. На самом деле Городской голова, он же, боярин Захар, понимал всё очень медленно. Ивану приходилось по несколько раз повторять одно и тоже, затем требовать от боярина, чтобы тот повторил услышанное. Боярин старательно повторял, потому как думал, что всё запомнил, а на самом деле нёс такую ахинею, что даже Ивану не то, чтобы смешно, страшно становилось. За это время, раза три, а то и четыре, задница боярина Захара была меньше, чем на волосок от того действа, которое над ней было совершено давеча, на базарной площади. Вот до какой степени не понимал или не мог понять Ивана Городской голова. Но, начало чего–либо радостно и печально одновременно тем, что когда–то заканчивается. На этот раз окончание беседы, а вернее инструктажа, было радостным, причём радостным для обоих. В конце концов, то ли Иван решил не искушать судьбу раньше времени, то ли боярин Захар ему надоел, первое задание было конкретизировано так, что конкретнее не бывает. Расстояние «от» и «до», а также направление движения были указаны Иваном с точностью до миллиметра, а может быть ещё точнее.
Первым делом, которое предстояло сделать боярину Захару было, доехать до ближайшей реки, и нарезать ивовых прутьев, да побольше. На вопрос, а зачем они и в таком большом количестве, Иван, чуть ли не задыхаясь от смеха ответил:
– У задницы своей спроси, она тебе подробно расскажет, зачем.
Если уж после таких слов не догадаться, зачем ивовые прутья нужны, тогда никакой надежды на будущее боярина Захара нет вообще. Но оказывается не был он безнадёжным, понял. Не иначе, задница подсказала.
***
Отпустив Городского голову и пожелав ему успехов в столь сложном деле, как заготовка ивовых прутьев, Иван решил проехать по городу. Вчера, если уж быть честным, он толком ничего и не увидел. Оно и понятно, с дороги, уставший, тут никакие достопримечательности в голову не полезут. Но не в этом дело.
Самое главное дело в том, что вчера, даже когда Городской голова, через задницу, порцию ума и справедливости получал, Иван ещё не знал, что будет делать дальше? И князем себя он называть тоже ещё не думал, вообще в мыслях не было. Оно потом появилось, как бы само собой. Вернее, не само собой, Никита своим обращением – «ваше степенство» подтолкнул, в случае чего, с него и спрос.
Иван позвал, в колокольчик позвонил, Никиту и приказал тому пойти и сказать заплечных дел человеку, чтобы тот седлал лошадей, мол, Иван хочет город осмотреть, ну и окрестности, если времени хватит.
Никита – сама расторопность, побежал выполнять приказание, а ему по другому и нельзя, должность такая. Иван же пошёл на двор, что в горнице–то сидеть, когда утро ясное и погожее вокруг?
Заплечных дел человек оседлал лошадей довольно–таки быстро. А что, дело привычное, да и ничего сложного. Тут конечно надо хотя бы пару слов сказать о человеке этом, а то всё: человек, человек, да ещё заплечных дел, а какой он из себя – неизвестно. Да никакой он из себя! Не в смысле – пустое место, конечно. Никакой, в смысле невзрачный. Такого в толпе или на том же базаре увидишь, внимания не обратишь. В лучшем случае сплюнешь, мол, никчёмный человечишка, сразу видно. Может и никчёмный, это смотря для кого и для чего, а может и нет, лучше всего конечно
