«…Не видят умники таких
прекрасных снов.»
Ш.Бодлер.
Писатель Милосердов Валерий Павлович проснулся в шесть часов утра.
Комната была освещена не потушенным с вечера ночником. На столе, у тахты, на которой спал Валерий Павлович стояли пепельница с горой окурков поверху, две рюмки хорошего хрусталя и пустая бутылка из- под коньяка. В открытую форточку врывался морозный воздух, полоская багряного цвета штору.
Было шесть часов утра.
Первые минуты Валерий Павлович лежал, не открывая глаз, пытаясь воссоздать в памяти вчерашний день. События вспоминались на удивление четко, но как - то перепутано, отрывочно…
В пятом часу он ехал с семинара. Так…потом заехал в гастроном… и Ленке звонил…та- ак… А вот рожа откуда эта щетинистая?.. После, кажется, что -то было…после гастроном, после гастронома… Нет, после гастронома он ездил к Решетниковым за билетами на «вахтанговцев». А Витька откуда? Все правильно, Витька ждал меня на подоконнике в подъезде. И чемодан, кажется, у него был… Далее… далее опять каша… Вот! Витька проездом и ночью должен был уезжать! В три! Нет, в час?.. Или в три?.. И мы… пошли… мы… к Ленке… На машине?.. Нет, пешком, это точно. Кто же там был? Сергея помню… И две Ленкиных подружки… Таня?.. Аня?.. «Здесь были девочки Маруся, Роза, Рая…» А- а, этот рыжий со щетиной стучался к Ленке, перепутал квартиры, я ему открывал. Дальше… Нет, кажется, обратная сторона Луны, мрак полнейший… Как же Витька?.. Мы его провожали? Оля одну звали, беленькую…
Валерий Павлович открыл глаза.
Спать не хотелось совершенно. Хотелось пить. И в туалет хотелось. Валерий Павлович скосил глаза на пепельницу. Одному столько и за сутки не накурить. Несколько «бычков» в помаде. Ясненько, у меня, значит, тоже пировали. Витек кого подцепил? Бог ты мой, а это что?! Чемодан! Они что, в соседней комнате куролесят?
-Эй! – хрипло, вполголоса крикнул Валерий Павлович. Тишина. Лишь ветер шторой - хлоп, хлоп.
Валерий Павлович сел, поискал под тахтой тапочки. Ноги заледенило от холода
Эй! - крикнул он ещё раз, уже сердито. Просеменил к окну, закрыл форточку и прошел во вторую комнату. В этой комнате пахло застоявшимся табачным духом, книгами. На полу, впритык к письменному столу лежала смятая постель В углу валялся левый шлепанец.
-Фу, вонища, - поморщился, обуваясь, Валерий Павлович. – Где Витек? Где подруга? Вот это насобачились вчера!-
На кухне он долго спускал воду, затем напился прямо из-под крана, утерся ладонью и сел к окну.
Зима кончалась. Хотя была ещё только середина февраля, чувствовалось - конец зиме, конец. Капало днями с крыш. Гомонили птицы. И ветер подул какой- то особый, с йодистым запахом, весенний, тревожный.
Валерий Павлович, завернувшись в широкий халат, сидел у окна, закинув босую ногу на обутую, курил сигарету и смотрел на освещенные окна соседнего дома. Согревалось тело. Табак постепенно перебивал неприятный перегарный вкус во рту. И мысли приходили в голову спокойные, ласковые, под - стать обстановке.
Позавчера вышла его пятая книга. Теперь уже проза. «Толкнулась» как-то мирно, без обычной редакторской бойни, в кратчайший срок. Это, конечно, не «Ягодные места», но - понравиться должна… « Ум не оскудел, рука моя тверда…». Это в поэзию в такие годы редко кто приходит, а в прозу… Тем более, как не верти, а он все-таки имя. Пусть средней величины (тут он себя не обольщал), но - имя.
Кто же с Витькой был?.. А вдруг Ленка? Ну, и что - « вдруг»? Что это меняет? Ровным счетом ничего! У каждого своя работа. Вчера кураж напал. Обрадовался встрече с собратом по перу… А, может, и не она была…Впрочем, какая разница, какая разница… Кстати, машину я поставил? Поставил, точно… Помню, ворота еще за наледь цеплялись. Но куда они дели второй шлепанец?
В соседнем доме, прямо напротив него, но этажом пониже, зажглось окно. Осветилась внутренность кухни: цветок в горшке на подоконнике, угол стола, табуреты, гора посуды в раковине, ещё какие то предметы - не разглядеть…
Двое мужчин - оба плотные, коренастые, один - в зеленой рубашке и темных брюках, другой- в одних лишь трусах и майке- сели за стол, достали стаканы, закуску.
-Вот волки, с самого утра понужают!- усмехнулся Валерий Павлович. Сигарета истлела до фильтра, но любопытно было досмотреть сцену до конца, и он закурил новую.
Тем временем в кухне напротив уже закусывали, чему - то смеялись, беззвучно разевая рты, наливали по второй. Затем, не выпив, подошли к окну.
Валерий Павлович опрянул вглубь, показалось - в его окно смотрят. И хотя понимал - темно у него, мужикам ничего не видно - все же выглянул осторожно, одним глазом.
Мужики продолжали стоять у окна и смотреть в его сторону, переговаривались. Вдруг один из них, в брюках который, выключил свет.
Милосердову сделалось отчего- то тревожно.
-Что это они, пьянчуги, а?.. Может, и не ко мне вовсе? А к кому?…-
Он задвинул табурет в самый угол и принялся вспоминать соседей. Справа жила семья врачей, он - анестезиолог, она- педиатр. Внизу и над ним обосновались семьи железнодорожников, обе многодетные, шумливые. Соседи слева были из другого подъезда, и о них Валерий Павлович вообще не имел никакого представления.
-Теперь думай, Чапай, думай… Перво - наперво, для чего они выключили свет? А? А просто так, просто так… В познавательных, так сказать, целях…Неплохо, шикарнейший двухсотквартирный аквариум…И они, значит, «познают»…с утра…под водочку…А что, если высматривают, грабить собираются?.. Тьфу! Что грабить- то?1 Примитив какой… Это с перепоя, не иначе…-
Милосердову отчего- то стало скучно, вся фантазия разом потухла в нем. Он затушил окурок в пепельнице и направился в спальню. Но на полпути все - таки не утерпел, оглянулся. Свет в квартире, привлекшей его внимание, снова горел.
-Воры, - усмехнулся он и широко зевнул. - Грабители…-
Немного знобило. За окном послышался далекий глуховатый голос маневрового.
-Нет, не могу… разбит страшно…видно, продуло где-то вчера…да, мерзкая погода, давно такой не было…что вы, что вы!.. Встреча за мной так и осталась!.. попозже, попозже, как только поправлюсь…обязательно…звоните, я все время буду дома…да… да…до свидания…-
Валерий Павлович положил трубку. Полистал ежедневник. Кажется, обзвонил всех. Встречи с пожарниками и металлургами перенесены на неопределенное время. Утеха сердцу. Семинары- аж на следующий месяц! Итого: три свободных недели. Да! Участковый ещё остался! Как его фамилия?.. Голубеев, кажется… Или Толубеев?.. Это через Пашу надо, он узнает…
Через пять минут Валерий Павлович знал, что участковый уполномоченный их микрорайона старший лейтенант Толубеев принимает с двенадцати до двух, телефон такой- то, зовут уполномоченного Иваном Ивановичем.
До двенадцати оставался час. Милосердов начал готовиться к работе. Пооткрывал все форточки, вытряхнул пепельницы в колличестве трех штук, приготовил завтрак, достал пачку чистых листов бумаги, две шариковые многоцветные ручки, включил «Глория» Вивальди и снова отправился на кухню - варить кофе..
Всё это время Милосердов находился в крайне возбужденном состоянии: что-то периодически напевал, улыбался, подмигивал сам себе в зеркало. От вчерашней попойки не осталось и следа: мешки под глазами тщательно помассированы и смазаны кремом, перегарный запах изо рта уничтожен пастой, щеки выбриты. И лишь легкое дрожание пальцев могло натолкнуть стороннюю мысль на вчерашнюю пьянку, но и это мы припишем возбужденному состоянию Валерия Павловича, которое не покидало его с самой первой минуты пробуждения.
Раздосадованый утренними фантазиями, Милосердов чуть ли не силой заставил себя улечься в постель. Сумбурные, нелепые сцены, возникающие в ясной, холодной голове заставили его с полчаса поворочаться, но, в конце концов, сморили. И он заснул. И увидел сон.
Сон казался как бы продолжением давешних бредовых мыслей и был страшен своей явственностью. Снилось Валерию Павловичу, что те, утрешние мужики, намереваются самым гнуснейшим образом обворовать его квартиру. И всё бы ничего - ан, нет! Он, вопреки их планам, оказывается дома, и им приходится убить его. Вот это поистине было страшно!
…Он моется в ванне, в то же время н а в е. р н я к а знает об их приходе, но продолжает мыться… Шаги в прихожей , и кто-то взламывает дверь в ванну… Затем он неожиданным способом оказывается в спальне, одетым и пытающимся спрятаться под тахту… Его тянут за ноги, он лягается, но все же проигрывает бой, слабеет, и его выволакивают на середину комнаты, связывают телефонным шнуром… Он даже предугадывает , чем его убьют- обыкновенным молотком… И в самом деле, один из бандитов раскрывает черный дерматиновый портфель, достает из него молоток, обматывает железо носовым платком («Вместо глушителя»,- как они поясняют ему) и замахивается над головой Валерия Павловича. Последнее, что отметил Милосердов, была одна странность: убивавший его мужик был не из тех, утрешних, а рыжий, стучавшийся вечером к Ленке.
…Наверное, Милосердов кричал. Потому , что когда проснулся, простыня и подушка были разметаны, мокры от пота и слез. И сердечко стучало в бешеном темпе. Но удивительно - он не чувствовал себя разбитым! Скорее наоборот - хотелось действовать! С первой минуты пробуждения в голове обозначилась четкая картина. Он понял, что пробил час, и, быть может, тот самый, звездный! К нему п р и ш л а т е м а.
…Разговор с Толубеевым получился кратким, деловым.
-Алло, Иван Иванович?
-Да, слушаю вас.
-Это Милосердов звонит, из 27 «в» по Красной…
-Писатель, что ли?
-Он самый. У меня здесь, понимаете ли, парочка вопросов к вам. Если удобно, разумеется…
-А что такого, давайте… С удовольствием приобщусь, так сказать… Только хочу сразу предупредить: ничего такого интересного за последнее время не замечалось.
-Да нет… у меня вот… Из 27 дома у вас, случаем, никто на учете не состоит?
-По Красной?
-По красной.
-Как не состоит… Имеются…Аж целых четыре человека…
-А кто такие? Мне бы кратенько, если можно…
-Почему же нельзя…- Толубеев, видимо, прикрыл трубку ладонью, сказал глухо кому- то «выдь минут на пять» и опять Милосердову, громко. –Можно, можно, вам можно… Я по памяти, если не возражаете, хорошо?
-Я слушаю вас. - Милосердов поднес диктофон к телефону.
-Та - ак, значит… В шестой живет Санька Крохалев, прозвище…
Валерий Павлович, дабы не возбуждать ненужных подозрений, прослушал истории всех четверых «учетчиков», поблагодарил на прощание Толубеева и положил трубку, откинулся на спинку кресла, закрыл глаза.
Все, как в приличном детективе, сходилось одно к одному.
В «той» квартире проживала семья Лушниковых: отец на пенсии и два сына. Братья- близнецы три месяца назад вернулись из колонии, где отбывали срок за квартирные кражи. Вот такие вот дела.
…У соседей сверху, видно, начался ремонт: слышался шум передвигаемой мебели, визг электродрели, удары молотка. Валерия Павловича сейчас это мало взволновало: за работой он обычно так уходил в себя, что не слышал телефонных звонков.
|