Глава 12. Последняя охота.
Нельзя сказать, что он просто жаждал охоты. Так – скучно же! На берегу никого не было. Все облюбовали себе местечки под тенью и пережидали жару. И Витька тоже притулился бы где-нибудь. Но что-то не хотелось. И к тому же – у него было ружье, которым отец разрешил пользоваться, и были нерастраченные патроны. А эти утки… они же совсем недалеко, и такое чувство у Витьки, что совершенно не боятся они людей и могут стать легкой добычей. Ну как тут не попытаться еще разочек добыть счастья охотничьего. И всего-то дел – подобраться потихоньку и прямо с берега пальнуть...
Витька торопливо облачился в робу, нырнул босыми ногами в сапоги и по выкошенному полю побежал вдоль камышовой стены, прячущей за собой реку.
И вот, по расчету у места он, где ждет его добыча. Он попытался как-то раздвинуть камыши, но куда там, – втиснуться в них было совершенно невозможно. И к тому же, через щель тут же обнаружился в гуще его такой толстый слой валежника, что ступи на него и провалится, утонет полностью нога. И что там изнутри проникнуть в голенище сапога может – одному Богу известно. Нет, не пробиться Витьке через этот сплошной заслон, прочный будто бы это и не камыш вовсе образует его, а толстый бамбук. Ну и ну! Берег, он же, чувствуется, – рядом совсем. Но видно такова удача Витькина охотничья – близок локоток, да не укусишь!
И тут вспомнил, что когда косили траву в этом месте, – заметил он тогда просвет среди камыша. Где-то здесь, близко! Поискать надо! Витька прошел дальше еще с десяток шагов и точно – обнаружил ход, узкой щелью разрезающий камышовый забор. Осторожно сунул голову, заглянул вовнутрь и понял, что это – самая настоящая тропа, пробитая каким-то крупным животным прямо к воде, к речке. И он тут же догадался, что это за животное. Конечно же – дикий кабан!
И снова Витьке стало боязно, хоть и был он вооружен, и снова пришлось ему преодолевать себя. А может быть ну его к лешему, эту охоту? Однако, любопытство пересилило. Витька опять включил разум и убедил себя, что не может сейчас, кабан, в самый разгар жары, находиться у воды – совсем не время для водопоя. Двигаться же совсем не хочется. Тогда, а вдруг, у него лежбище здесь – тут же возникла новая мысль. Но слишком уж близко от скошенного голого пространства было к реке, и он тоже отбросил мысль о лежбище, как маловероятную. Собрал всю волю в кулак и шагнул вперед.
Эта узкая траншея, только не в земле, а как бы в камыше вырытая, совершенно не просматривалась. Но идти по ней можно было, и как ни старался Витька, не задевать ничего, все равно осыпались по бокам из её стен остатки полусгнившего наста. Очень неприятно было от этого, но Витька терпел. Долго пробираться не пришлось. Шагов пятнадцать, не больше стиснутый со всех сторон камышовым лабиринтом сделал Витька. Проход внезапно закончился, и в полосе света возникла перед его глазами речка. Еще пару шагов и вот он, берег.
Стараясь не шуметь, остановился Витька на самом краю, а камыш – он продолжал расти и в русле, прямо из воды, но был уже не таким высоким и плотным как на берегу. Небольшой участок речки стал виден, и хорошо просматривался. Уток своих на воде Витька сразу обнаружил. Да и к тому же, – совсем рядом! И было их не меньше десятка. Тесно сбившись в кучу, сидели утки на воде и просто отдыхали в тени камыша, прикрытые от солнца. Несколько птиц бодрствовали. Остальные, спрятав головы под крыло, элементарно спали. И те, которые охраняли стаю, Витьку точно, не видели. И он обрадовался очень. Вот она – удача! Вот, нашлась, наконец, идеальная мишень! Это совсем не заяц, как сумасшедший, драпающий от страха в свете фар. Это и не фазан, в ступор бросающий Витьку от неожиданности, своим шумным взлетом. А эти – подставились сами, не шевелятся даже, видят свои утиные сны и не подозревают ни о чем!
Стоял Витька несколько мгновений, стараясь не шевелиться даже. Смотрел на уток, и опять предательски, вопреки охотничьему азарту, стала зарождаться в нем жалость. Но ружье – оно жгло ему руки, и Витька твердо решил: – на этот раз не дрогнет, выберет цель и точно, – выстрелит.
Потом он долго и очень тщательно целился, выбрал уточку прямо в середине, затаил дыхание и плавно нажал на спуск. Щелчок раздался громкий, а выстрела не получилось. Ружье дало осечку и Витьку аж перекрутило всего от досады. Удача опять ускользнула из-под самого носа...
Но на воде тоже было тихо. Витька глядел и не верил своим глазам. Выводок по-прежнему оставался на месте и не проявил никаких признаков беспокойства. Похоже, бдительные сторожа утиные не услышали щелчка спускового крючка. Похоже, не таким громким он оказался на самом деле, как показалось Витьке. А может быть – просто легкий ветерок помог. Взял и отнес шум осечки в Витькину сторону. Все это промелькнуло в голове и исчезло. Сохранилось главное – удача подарила ему еще один шанс проявить себя как состоявшегося охотника.
Второй раз Витька совсем не волновался. И выстрел получился, что надо! Грохот ударил в уши, повторился раскатистым эхом, и сквозь пороховой дым увидел Витька как темным мельтешащим облаком взмыли вверх перепуганные насмерть птицы, и провожая взглядом их подумал с досадой, что наверняка, опять промазал. В один миг исчезли утки за камышами, и он, так для острастки, все-таки глянул на воду – туда, где только что манила и разыгрывала воображение вожделенная добыча. И вновь не поверил глазам своим. Одна из уточек как будто бы и не проснулась, так и осталась на воде, как ни в чем не бывало.
Попал! Попал!!! – озарило Витьку. Он мигом стянул с себя сапоги, штаны и робу, не раздумывая, соскользнул с берега и по грудь, в воде рассекая её руками, и отталкиваясь ногами от илистого дна, в несколько шагов добрался до утки. Схватил её обеими руками и убедился сразу, что она действительно мертва. Не выпуская добычи из рук, поторопился назад, положил её аккуратно на берег и оглядев его понял, что выбраться из воды очень проблематично. Берег был обрывистый, рыхлый, мокрый и очень скользкий. Долго мучился Витька и с большим трудом вскарабкался, наконец, на него. Вымазался при этом как черт.
Зачерпнуть с берега, с этого скользкого черного глиняного месива воду, чтобы умыться было совершенно невозможно. Ноги Витьки тоже были сплошь в глине, и в таком виде втискивать их в сапоги не годилось. А босиком по проходу, по камышовой трухе выбираться в поле боязно и просто – опасно. Вцепившись руками в камыши, извернувшись кренделем, и чудом удерживаясь на берегу, все-таки ухитрился Витька дотянуться поочередно, сначала одной ногой до воды, побултыхал её, балансируя на весу, – и мокрой, но относительно чистой сумел обуть в сапог.
А потом и другую. А вот, чтобы штаны натянуть и не вывозиться в грязи снова – не могло быть и речи. Накинул робу на плечи, подхватил утку, ружье и штаны, и так, в одних трусах с голыми ногами, но в сапогах, стал очень осторожно, стараясь не задеть затхлые стены траншейного прохода выбираться назад. Казалось – вечность пролетела. И лишь в поле вздохнул облегченно и стал рассматривать добытую дичь. Она была мертва, убита наповал, а раны и крови почему-то не было. Не со страху же умерла… Витька теребил тушку, и ничего не обнаруживал. А потом, когда нашел все-таки ранку – очень удивился. Одна единственная дробинка попала в голову, прямо в глаз утке и убила мгновенно. И когда он обнаружил это, захотелось подумать о себе, что он просто – отличный стрелок. Но тут же напомнил сам себе Витька, что утка спала на воде, упрятав голову под крыло, а значит, снайперское попадание ей в глаз – просто нелепая случайность.
