- Здравствуйте! Меня в эту палату определили, какая койка свободна? – спросил я у стоящего у окна довольно пожилого мужчины с густой шевелюрой седых волос. Когда он обернулся, то лицо его было совсем не по-больничному весело - он смотрел на меня так, как смотрел бы просидевший много лет в одиночестве узник на подселенного к нему нового сокамерника.
- Один пока я здесь. Вон, заправленная койка рядом с моей – занимай, - сказал сосед, но, однако, снова повернулся к окну - видно, там его что-то забавляло.
Когда я складывал вещи в тумбочку, вошла дежурная медсестра – совсем ещё молоденькая и хрупкая, но придав голосу как можно больше строгости, начальственно сказала:
- Павел Петрович! Два дня после операции, а вас от окна не оторвать… А ведь, постельный режим у вас. Нате, вот, таблеточки выпейте и в кроватку, хорошо? – съехала на жалобный тон дежурная.
- Слушаюсь и повинуюсь, Оленька, - Павел Петрович сел на кровать и запив горсть таблеток водой, хлопнул себя по коленям и весело подмигнул мне:
- А жисть то как хороша, скажи, сосед! Ну, давай знакомиться. Все в деревне кличут меня Петровичем, вот так и зови!
Я тоже представился. Из завязавшегося разговора выяснилось, что мы почти земляки – я родом из того же района, где проживает сейчас Петрович и откуда жена его привезла сюда, в краевой центр.на операцию.
- Завтра суббота у нас? Значит, приедет навестить - ещё не была после операции, - сказал сосед и опять направился к своему любимому окну. На следующее утро я уже принимал как закономерное, увидев Петровича на своём посту.
- Ты поглянь, земеля, сколько машин развелось! – опершись широкими ладонями о подоконник, комментировал он всё, что происходило на улице.
- Есть у народа денежка! А всё – плохо живём! Нормально живём! А красота то какая вокруг! – радостно восклицал Петрович и его лицо, со следами много пережившего человека, светилось необыкновенно молодым задором!.
Эти «приступы» радости хоть и были несколько странными для меня, но в то же время они успокаивали и снимали моё предоперационное волнение. Петрович ещё бы наверное стоял у окна но, видимо, вспомнив о визите жены,он поводил по щекам ладонью и пошёл к тумбочке. Достав электробритву, он долго жужжал ею и потом столько же времени разглядывал себя в зеркальце, встроенное в футляр.
- Э-эх, годы, годы… выдохнул сосед и прилёг поверх покрывала. Но только Петрович начал посапывать, как в палату вошла вновь заступившая медсестра и тронула его за плечо:
- Пал Петрович, там жена к вам приехала… Сами спуститесь?
- Да, конечно! Спасибо, сейчас я… Петрович встал, аккуратно причесался, посмотрелся в зеркальце и , как мне показалось, чуть волнуясь, вышел из палаты.
Вернулся Петрович где-то через час, держа в обеих руках пакеты со всевозможной домашней снедью. Рассовывая банки и кульки в холодильник, он неожиданно спросил меня:
- Скажи, земеля, у тебя красивая жена?
- Ну, как сказать… Мне нравится....
- А у меня нет, - и захлопнув холодильник,, добавил, - дряблая и какая-то… тусклая, что ли…
- Так, переживала за вас, видно. Шутка ли – операция в такие годы.
Петрович присел и с минуту пребывал в задумчивости, потом подмигнул мне и уже привычно хлопнув ладонями по коленям, бодро произнёс:
-- Ну, так что, земеля, сырку отведаем? Домашнего!...
Его выписывали на следующий день после моей операции. Петрович был возбуждён и суетлив. После того, как собрал в сумку свои вещи, он на минутку присел на дорожку и уже держась за дверную ручку, вдруг остановился и негромко произнёс:
- Помнишь, я о своей.. о жинке... Ну, в общем, ляпнул не то… Нормальная она у меня! Ну, постарела чуток.. Зато моя, привычная. А то наговорил тебе непотребного… А она же со мной столько лет, как с дитём малым Ну, ладно,. давай поправляйся! Да, собственно, ты быстро в норму придёшь – инородное тело в глазу, это не то что у меня – полное расслоение сетчатки…Хорошо лазер придумали да спаяли её, а то так бы и жил в полной темноте, как последние тридцать лет. Шутка ли…
Новосибирск. 1987 год.
***
