Апокалипсис в шляпе заместо кролика.Гл.15

приведённый Михаилом аргумент нашёл отклик в сердце Клавы, в момент представивший своё появление в дверях своего дома.
Где он весь такой окровавленный и в его лице ярко отражаются все перенесённые им удары судьбы, которая сегодня особенно была к нему немилостива и пристрастна, и решила ставить ему палки в колёса с помощью своих подручных с кастетами в руках. А когда тебе на одном из перекрёстков жизни, как правило, на таких, где малолюдно, встречаются люди бравурной внешности, с такими же мыслями в голове, и что главное, не в одиночку, то разговор между вами сразу не выходит (ваши интересы и взгляды на вашу собственность диаметрально противоположны), и эти личности само собой добиваются взаимопонимания не вербальным путём, а другими способами.
Что, между тем, не так уж и страшно, если ты в руках держишь эспандер и на твоём месте такой как ты, Клава, бесстрашный. Но сегодня всё это судьба предусмотрела и вложила в руки этих подосланных собой людей кастеты. А тут уж силы не столь равные, и им удалось в качестве гола престижа зацепить бровь Клавы.
И вот Клава, с таким отчасти брутальным видом, но слегка в разорванном костюме, подходит к двери своего коттеджного типа дома, и дабы показать себя во всей красе, – да и самому ему видеть желается, как его такого необычного встретят дома, – ну и плюс, карманы в пиджаке вырваны с корнями, а значит, ключей вот так сразу не найти, вжимает кнопку звонка по самый корень.
Ну а там, за дверьми, как будто ошпаренные в один момент заметались, услаждая слух Клавы своей встревоженностью. – Значит я, ещё не пустое место, раз там так мечутся, услышав мой приход. – С усмешкой рассудил Клава и тут же в сердце упал от омрачившей его мысли. – А чего они там так мечутся и боятся моего неожиданного прихода? – вопросил себя Клава, чей приход и в самом деле был неожиданным. Он-то всем домашним, а точнее супруге Клаве, сказал, что будет только вечером, и раньше ужина меня не жди. Ну а судьба на его счёт имела свои планы (она, наверняка, больше, чем он знала) и, подослав этих людей с кастетами, вон как развернула всё в его жизни.
А как только Клава так подумал и сам в ответ испугался больше тех, кто в доме, то он не полностью сам, а только подсознательно, ещё сильней вдавил кнопку звонка. Ну а те, кто там, за дверью, ещё больше впали в собственный переполох мыслей, ног и мебели, вдруг попавшей под ноги. А кто-то так умудрился перепугаться, или же просто Клава очень ловко подловил на неожиданном моменте того, кто там поднимался, или спускался с винтовой лестницы, ведущей на второй этаж коттеджа, что спотыкнулся со своих ног и сейчас на всех парах скатывался по ступенькам лестницы.
– Неужели тёща?! – несмотря на сопровождавшие это падение звуковые успехи в деле сбития с ног тёщи, Клава недовольно нахмурился. А повод для этого был более чем. Его тёща, Артемида Сизифовна, не только из бытующих представлений и твёрдых взглядов тёщ на своих зятьёв, терпеть не могла Клавдия, а она всегда заявляла: «Это дело моего принципа», и тут же подвела под это дело странную аргументацию. – В натуре его терпеть не могу (ай-яй-яй, Артемида Сизифовна, откуда в вас всё это). И что б ноги этого шаромыги, и помяни моё слово, Клавочка, горя ты с ним хлебнёшь, не было в нашем доме. И точка. – А сама значит, в его отсутствие тут вышагивает своими ножищами и давит ими паркет, а своим широчайшего исполнения задом, к которому её природа не имеет никакого отношения, а всё это дело рук самой Артемиды Сизифовны, не знающей слова нет в деле хорошо покушать, продавливает диваны. А потом Клаве приходиться выказывать недоумение в ответ на вопросы Клавдия: «А почему наши диваны так быстро продавливаются и изнашиваются, раз мы с тобой здесь и не спим?». Ну а Клаве, чтобы быть что ли убедительней в своём непонимании, приходится идти на хитрость и отвлекать Клавдия от придирчивого рассмотрения этого вопроса самой собой.
– Я понимаю, к чему ты весь этот разговор ведёшь. – Говорит Клава и начинает демонстрацией самой себя сбивать Клавдия со всякой здравой мысли.
И только сейчас Клавдий понимает, что или кто за всей любвеобильностью его Клавы стояла – это его тёща, в его отсутствие продавливающая своим задом их диваны, а Клаве получается, что за неё отдувайся перед ним. Что ещё больше настраивает Клавдия против своей эгоистичной тёщи.
Но о тёще потом, а сейчас, как слышится Клавдию, тот кто-то, кто из-за двери, на всё тех же полусогнутых ногах добрался до входной двери, в которую так звучно ломился неизвестный, то есть он, и вначале, скорей всего, прислушавшись к шумам из-за двери, – надо же понять, кого в самом деле нужно опасаться, – так и не распознав незваного гостя, с дрожью в голосе спрашивает. – Кто там?
А эта нервность и дрожь в голосе супруги Клавы успокаивает его (значит, его боятся), и он с окрепшим голосом грозно вопрошает. – Я! А кто ж ещё? – А вот теперь уже его голос, хоть так и грозно прозвучавший, успокаивает его супругу, принявшуюся открывать замок, который не так легко открыть ещё дрожащими руками. Но вот она с ним справляется и дверь открывается, и она на пороге видит… Ой мамочки, – и Клава падает в обморок при виде такого героизма во всём себе Клавдия.
Но это всё происходит в самом спасительном для Клавы случае, а настрой за время отсутствия Клавдия Клаву тёща на неприятие его во всём, – он тебя, голубушка, обманывает уже своим существованием и нахождением рядом с тобой, не давая воплощаться в жизнь твоим имеющимся на эту жизнь мечтам и надеждам (отец-то сказал, пока он с тобой, то и рассчитывай только на одну себя; видишь, он даже и здесь его в расчёт не берёт), – что она всегда и делает, в его отсутствие приходя к ней (а вода и камень точит), то Клава захотев проверить на деле, так это или не так, невозмутимо посмотрит на Клавдия и даже не удивляется этим изменениям в его внешности.
И теперь уже Клавдий схватится за сердце, не увидев внизу лестницы свалившуюся тёщу, и ой мамочки, подкосится в ногах.
– Только не сильно. – По следам этого представления сказал Клава, и тут же, без всякого предупреждения и при этом очень резко, получает боковой удар в бровь. И Клава, само собой, не удерживается в ногах и в момент валится с них чуть рядом, на дорожку. И как пока что совсем не понимается Клавой, то он выпадает из реальности на какое-то своё знаковое время. И вот сколько длилось это время, то он этого уж точно сказать не может, когда по отношению к нему находился в своей туманной относительности, в так сказать, не стабильности. И за это время его выпадения из реальности, мир мог спокойно, без его вмешательства в собственные дела, несколько раз обернуться вокруг своей оси, измениться до неузнаваемости, а может даже и пойти дальше, и эволюционировать в обратную сторону.
Ну а если в своей частности, что только и замечается людьми, в основном живущими частнособственническими интересами, то пока Клава в своём временном безсознании упирался головой в землю, Михаил вполне мог, с удовольствием поглядывая на него сверху, выкурить сигарету, присев на скамейку и опираясь на него ногами для большего комфорта и удовольствия. А чтобы уж совсем ему было довольно сидеть, то он прикрыл Клаву всё той же газеткой и, глядя на неё, таким образом почитывал статьи из газеты, которые теперь косвенно и со своей ассоциацией касались лежащего под ними Клавы.
– Сегодня в одной из парковых зон города было обнаружено очередное, уже третье за последнюю неделю тело без признаков сознательной жизни. Что даёт нам основания утверждать, что объявился серийный убийца. Чья мотивация убийственных поступков пока что не выяснена. «Без понимания мотивов действий преступника, задача его поиска всегда осложняется», – сказал неназвавшийся представитель следственной группы, майор Б. Хм. – Задумчиво хмыкнул над прочитанным Михаил, многозначительно посмотрел на Клаву, головой выглядывающего из-под газеты и смешно для себя его вопросил. – Может им добавить новую улику? – А вот это обращение Михаила к Клаве приводит того в себя. И он с полным непониманием происходящего смотрит перед собой, затем видимо заметив боковым зрением Михаила, переводит недоумевающий взгляд на него и пытается понять, что с ним сейчас происходит.
– Вздремнул ты немного. – Говорит Михаил, сверху поглядывая на Клаву.
– И много я проспал? – спрашивает Клава, выбираясь из-под газеты и присаживаясь пока что туда, где лежал.
– Может и целую жизнь. Главное, чтобы не всё и не было поздно. – Михаил видимо специально говорит всякую непонятность, чтобы Клаве было сложнее на ноги встать.
А Клаве, в общем-то, не до всех этих доразумений, и он, взявшись рукой за бровь, пытается собраться с мыслями и удержать себя в состоянии покоя. Итак, пока Михаил не приходит к нему на выручку и за подмышки не поднимает его на ноги, и затем садит на скамейку.
– Дай, посмотрю. – Говорит Михаил, отнимая его руку от лица. – Для первого раза сойдёт. – Заглянув в лицо Клавы, сделал невразумительные для Клавы выводы Михаил, стоя напротив него. Но Клава не стал у него спрашивать, на что он тут ещё намекает (второго раза он точно не потерпит), да и не дал ему такой возможности Михаил, вдруг наклонившийся и принявшийся что-то искать вокруг скамейки. А когда человек что-то ищет, или демонстрирует поисковые действия, то тут о себе забываешь и начинаешь, спрашивая себя: «Что он ищет?», следовать своим взглядом за взглядом ищущего и не пойми что человека (даже в том случае, если он это потерянное ищет в тебе).
А Михаил, этот ищущий сейчас человек, само собой, держит всё в тайне и не торопится посвящать в свои планы Клаву. А всё потому, как думается Клаве, что он и сам не знает, что ищет. А, прежде чем что-то начать искать, нужно эту вещь потерять – вот такой прагматичный подход у Клавы к искомым вещам. А если его спросить о людях первооткрывателях, земель, истин и ещё чего-то такого земного, то у него есть на это такой ответ: они от рождения потерянные были люди, вот они себя и в первую очередь искали посредством всех этих первооткрытий.
Но эта его мысль оказалась преждевременной. Михаил в один момент вдруг задерживается на одном месте и, видимо заметив нечто похожее на искомое, опускает руку, чтобы приподнять найденное. И как сейчас видится Клавой, то Михаил не слишком избирателен в деле поисков, и его вполне удовлетворит осколок стекла из-под бутылки.
– И для чего оно тебе? – всё же интересуется Клава. Михаил смотрит на него и говорит. – А разве не ясно. – Михаил вновь начинает со своего придирчивого отношения к умственным способностям Клавы. – Если ты в сопровождении меня явишься домой и будешь в единственном лице в таком непревзойдённом виде, то, что о тебе и обо мне подумают твои близкие.
– Что? – непонимающе спросил Клава. А усмехнувшийся Михаил и не ожидал от него другого ответа услышать. – А то, что тебя в подворотне отлупили, и ты даже не смог дать сдачи. И только моё появление спасло тебя от больших неприятностей. И хотя тебя на глазах пожалеют, но это будет жалобная снисходительность к слабаку и трусу. Тогда как я буду смотреться в глазах твоих близких, а в частности твоей супруги, героем, спасших тебя от слёз и одинокого нытья по дороге домой. –