Иван Егорович

На въезде в деревню, слева,  сразу после посадок, растущих по  краю заброшенного  поля.  За  корявыми  стволами старых  Ракит,  прячется  сельское  кладбище. 
Среди разнокалиберных  памятников выделяется  один.  Не  вычурностью или богатством. Поражает  дата,  выбитая  на  граните.  1888-1990!    Иван  Егорович.  Прожил  сто два года.  На  памятнике  изображено хорошее, доброе  лицо, с едва заметной  улыбкой, которая  прячется  под усами. Но  последнее время что-то  происходит  с  лицом  памятника. Толи от непогоды,  либо  по  другим  причинам,  выражение  лица  стало  меняться.
Пропадает  улыбка. Не хочется  проводить  параллель  с  портретом Дориана  Грея, но  нечто неуловимое  в лице  меняется и не к лучшему.    Не буду  о  грустном.  Иван  Егорович оставил  о  себе  приятную  память.
Рядом  с деревней  расположены  аллеи  липовых деревьев, бывшей  барской усадьбы.  Иван Егорович рассказывал, как он  служил  у барыни кучером и катал её  в коляске  под этими деревьями. Барский  дом  не  сохранился, его  растащила  дворня в 17 году, когда  начались  погромы. Иван в это  время  маялся  в плену,  во  Франции. Забрили  его  на  фронт в 14 году и в  первые дни  начала    мировой  войны он был  ранен. Не довелось  земляку геройствовать на Германской войне.  Его  едва живого забрали  во французский  плен. Долго  валялся в иностранных  госпиталях,  но здоровье  не  подкачало,  без  всякого  лечения выжил,  на  удивление врачам. Что бы  зря  хлеб не ел, продали его,  на  французскую  ферму. До  окончания  войны проработал    на  Французских  господ. С общением у него  проблем  не было, с малолетства  крутился  возле  барышень, в те  времена    говорили  по-французски, вот  мальчонкой  он,  научился  от  барынек их  разговору. Знание  языка в плену    помогало. Когда  окончилась  война, Фермер  предлагал    остаться: - Подыщем  девушку хорошую из  крестьян, детки пойдут, станешь Французом, будешь жить  лучше, чем  сейчас  в России господа живут. Фермер  читал газеты и  Ивану  пересказывал. Иван  Егорович  ему  не  верил. И ещё  была  причина. Оставалась  у него  в деревне молодая  жена Лидия с  сыном  первенцем Николаем. Вся  душа  об них  изболелась, домой  рвалась. Горек  хлеб  на  чужбине, не прижился  в плену  Иван Егорович. И как  вышел указ о воле  пленных, выправил  бумаги  и пешим ходом отправился на  родную  сторону. Шел долго!
Зря стремился  домой  Иван Егорович,  померла Лидия и, сынок  помер. Долго  горевал солдат, но жизнь  берёт  своё,  женился  во второй раз.  Но не забывали  власти солдата, в Финскую  компанию, он отвоевал год и вернулся  домой  по ранению. Улицу  в деревне, на которой  поселился  Иван Егорович, назвали  Дворянкой, ибо  стояны под домовую почту, сложены из дворянского  кирпича.
Разобрали  верные  слуги дом    благодетельницы. Растащили  и хозяйственные  постройки, оставили  целым  только  подвал. До шестидесятых  годов вывозили  крестьяне щебёнку  на  свои  подворья. Край  наш  чернозёмный, лишнего  камня  не найдёшь, вот и приходилось битый  барский кирпич, при личных бетонных работах  использовать. Но не об этом  речь.
При Советской власти Иван  Егорович,  уже  мужик  на  возрасте, в кучера  его не ставили, а  выполнял он  общие  работы. Ходил  по  наряду. И как только начинались  покосы, Егорыча  ставили  в бригаду  к девкам. Он    ладно  отбивал  косы. После  того как Иван Егорович пройдётся  по  косе молотком, а он у него  был  какой-то особенный из-за границы принесённый,  даже    сыну Лёнечке  не позволялось  брать  его  в руки. Брила  коса  траву, на зависть  многим  мужикам, которые неумение косить, восполняли  грубой  физической  силой, но  всё равно  отставали  по  выработке. И как наседка  цыплят, охранял  дед  Иван  девичью  бригаду от парней,  охальников.
- Нет! Ни каких карагодов! Вам  вставать с рассветом. - Воспитывал он  подопечных девиц.
- Дома  матерям  помогите и на  боковую,  гульня  от  вас не уйдёт.  Замуж выскочите, тогда  напляшетесь так, что не рады  будете, пока  Господь  милует, отдыхайте! – Жалел Иван  Егорович  девчат, зная, что  жизнь  в крестьянстве у женщины  нелёгкая! Кроме  колхозных работ, всё домашнее хозяйство  держится  на женских  плечах.  Хорошо если  муж не лентяй и не пьяница. А  подобное  сочетание встречается  редко, особенно  это  стало  видно  после  раскулачивания. Как на  грех, все  трудолюбивые и непьющие  семьи оказались Кулаками и  подлежали  уничтожению, по  указанию Партии. Но  жизнь  шла, Иван  Егорович старел. На вторую Отечественную  войну  он  не  призывался по  причине  возраста. Во  время  оккупации  себя  не  опорочил, не нашлось  злопыхателя, который  мог бы  написать  донос, не за что  было. Колхоз был  Овощеводческий и  Ивану  Кузьмичу доверяли  охранять  теплицы, в  которых  выращивали  элитную  рассаду. Бабы, бывшие  члены  его  бригады, подходили к деду  как к родному. Но  кроме  деда  Ивана на парниках  была  бригадирша, сноха  Ивана Григорьевича. Злыдня, каких ещё    поискать! Аки цепная  собака  она  охраняла  колхозное  добро. Понимая, что  люди  живут  со  своих огородов, Иван  Егорович  корил  Шурку, пытался  ей  объяснить, что  люди  должны  выживать, но  всё  без толку: - Ты мне на  парниках  не указ я здесь  начальник! Напишу  докладную, тады  узнаешь.- Шипела  Шурка
Но  Иван  Егорович  не сдавался, хитро  усмехаясь  в усы, подзывал,  кого-либо из  своих  девок и заговорщицки  говорил: - Шурка  спит на обедах, уморилась командирша. Я спущусь  к пруду  рыбки половить, вот и наберите  рассады, только, что бы не очень  заметно  было. Ну,  вас  учить,  только  портить, передайте  остальным. И собрав  удочки,  уходил  ловить  карася,  на старый,  барский  пруд. Дед  не  любитель  сидеть дома в тепле,  греть  кости. В летние  месяцы, в свободное время, он обходил  все  местные  пруды, заглядывал и  в соседний  район. А зимой  каждый день  ходил  на охоту, не смотря  на  то,  какая стояла погода. Шел  по  полям в дальнее село, которое расположилось на  Екатерининском  шляху, проведав родственников и  чуток отдохнув, отправлялся в обратный  путь. К вечеру,  приходил, принося  с  собою  одного, двух  зайцев. Подкармливал  семейство. Он  видимо  помнил мудрое  высказывание: - Движение, жизнь! – Но  годы  не обманешь. Как-то шел он из  барского  сада, где  накосил вязанку ярко зелёной  отавы, пуда  эдак  на  три. Для    кроликов. Взвалил её  на  спину  и бредёт  по  тропе. А на  встречу молодой мужик Анатолий, учитель  местной  школы, ну и разговорились о жизни и  о делах. Ивана Егоровича  интересовало  всё, что происходит  в округе.
        Выслушав собеседника, подкинул  вязанку  на плечах,  укладывая  ладнее,  проговорил: - Остарел    совсем, сердце  ещё  стучит  нормально,  а вот  ноги  ходить  не хотят.- И так  пошагал  по  тропе, с вязанкой  на  плечах, ни хромоты,  ни  шарканья. С завистью  глядел  в след  деду  Ивану, Анатолий: - Мне нет еще  пятидесяти лет, а колени  скрипят так, что страх  берёт. Из  почек  то  песок,  то  камни сыплются. Деду пошел  второй  век, а он тащит  на себе  груз, который  не всякий  молодой  крестьянин осилит! -
Вскоре  не стало  Ивана  Егоровича, лишь  памятник  на погосте напоминает  о нём. Меняется лицо  на памятнике, видимо  не по нраву Ивану  Егоровичу,  происходящее  вокруг!