Глава 11
В которой я первый раз убиваю себя
Мгновения бежали, и я ощущала их стремительный бег мимо нас. Я должна была что-то сделать, хотя бы сказать, но не могла даже открыть рот. Едва ли для этого меня в очередной раз возвращали с того света.
- Ты – мертва, - сказала Ласка. Отблески близкого пожарища скользили по невозмутимому лицу сестры, так что казалось, будто мне корчат невообразимые жуткие гримасы.
- Ты – тоже, - в наших фразах не было вопроса, а лишь констатация факта, как это называл Кир, во время своих дел.
- А то, что мертво, должно оставаться мёртвым.
С этим никто спорить не собирался. Вопрос лишь в том, кто первый начнёт.
Первой начала сестра. Причём это выглядело так, словно её кто-то пихнул в спину, а после натянул невидимые верёвки, вынуждая поднимать руки с оружием. Так двигаются куклы в ярмарочном балагане, но не столь быстро и страшно, как это делала Ласка.
В ушах плеснуло. Перед глазами мелькнуло зрелище шторма в океане, где в отблесках молний ко мне неслось лезвие меча. В остановившемся мгновении я отбила удар сестры и нанесла в ответ свой. Деревья леса закружились вокруг нас в бешеном круговороте. Я, то видела пылающий защитный барьер, то теряла его из виду. Какие-то тени метались поблизости и норовили влиться в наш сумасшедший танец. Но тщетно – эта пляска принадлежала только нам двоим.
Лишь изредка наши мечи сталкивались друг с другом и издавали протяжный скрежет. Большую часть времени получалось уклоняться, ускользать из-под удара, ощущая, как потоки тёплого воздуха ласкают лицо и колышут ткань одежды.
Внезапно Ласка прыгнула высоко вверх и пропала среди ветвей, написавших над головой. Я не слышала ничего, кроме рёва пожарища и воплей жимуинцев. В груди бешено колотил невесть как угодивший туда молотобоец, а по ногам и рукам бежали невидимые, но больно жгущие кожу, мураши. Всё тело дрожало от возбуждения и осознания близкой опасности.
- Помнишь нашу куклу? – прорвался через треск пылающих сучьев тихий печальный голос. – Она мне снится… иногда. Даже там…
Куклу звали Кукла. Я просто не знала, какое ещё имя можно ей придумать. Наставники запрещали нам иметь личные вещи вообще, а уж что-то, что можно назвать игрушкой, так и подавно. За попытки играться полагалось очень серьёзное наказание. Малявку драли толстыми кожаными ремнями, а после запирали на три дня в холодном подземелье, где предстояло сражаться с большими крысами за краюху чёрствого хлеба.
Куклу я соорудила из лошадиного волоса, который украла из чесального гребня на конюшне, из соломы и глины. У Куклы были глаза разного размера, руки разной длины и одежда из лоскута ветхой ткани. Кукла могла быть кем угодно, начиная от прекрасной принцессы и кончая злобной колдуньей, которая по ночам броди вокруг наших бараков, чтобы испить крови маленьких воспитанниц. Про ведьму нам любили рассказывать воспитатели.
С Куклой я играла в дальнем углу одного сарая, стоявшего на отшибе от всех домов. Здесь, за деревянной загородкой в свете, падающем через дырку в крыше, я и разыгрывала разные истории, где Кукле полагалась главная роль.
Тут-то меня и отыскала Ласка. Думаю, она просто заинтересовалась тем, куда это я хожу, в свободное время.
В тот раз я так заигралась, что не услышала шагов и обернулась лишь тогда, когда услышала сдавленно-восторженный возглас: «Кукла!» Отползла к стене и прижала Куклу к груди.
- Не дам!
- Дай! Хоть подержать, ну пожалуйста!
В голосе Ласки слышалась такая мольба, а в глазах набухали такие огромные слезинки, что я не выдержала. Протянула свою величайшую ценность и насупившись, строго-настрого предупредила:
- Только не испорть.
- Не, не, никогда, - она прижала Куклу к груди. – Моя ты маленькая, моя же ты дочечка…
Тогда мы ещё не знали, что уже никогда не сможем иметь детей. Что это – ещё одна плата за возможность быстро и ловко превращать людей в неподвижные окровавленные куски мяса. Как по мне – слишком высокая цена. Для Ласки она была ещё выше; сестра буквально бредила собственным ребёнком.
Наши игры с Куклой продолжались несколько недель. Думаю – самых счастливых недель в наших жизнях. Нас выследили и одна из воспитательниц привела в сарай троицу рослых крепких парней. В тот день я первый раз в жизни сражалась, как одержимая сонмом бесов Вопрошающего. Мы с Лаской кусались, царапались и били обидчиков в те места, куда нас учили бить. Троица взрослых не смогла с нами справиться, и воспитательница позвала на помощь ещё четверых.
Избитых до полусмерти, нас уложили на землю, и воспитательница спросила, встряхивая остатки Куклы:
- Чья это мерзость?
- Моя! - выкрикнула Ласка, сплёвывая кровь.
- Моя! - прошипела я, через опухшие разбитые губы. – Это я её сделала.
Воспитательница молчала, глядя на нас. Потом, не сказав ни слова, развернулась и ушла. Нас не стали сечь, а просто заперли. И не на трое суток, а на полдня.
Чувство опасности вспыхивает в голове, точно затухающие угли, на которые дунул ветер. То самое, недоразвитое чувство предвидения, которое работает через раз. Понимаю, откуда придёт удар и в последнее мгновение пригибаюсь.
Меч Ласки врезается в ствол дерева и пока сестра тянет оружие к себе, бью Пеной в грудь. Сестра уворачивается, на миг превращается в неразличимую тень, распластавшуюся у самой земли и два моих удара лишь поднимают в воздух сухую мёртвую листву. Какой-то ошалевший жимуинец в лохматой шапке бросается ко мне, замахиваясь топором. Отражаю меч Ласки и рублю северянина. Голова в шапке соскальзывает с плеч и кувыркается откатываясь прочь.
Совсем близко от нас пылает настоящая стена из деревьев и кустов. Похоже пламя охватило весь наш участок леса. Мелькает и тут же исчезает мысль о том, как я буду выбираться из пламени. Никак. Я не хочу отсюда уходить. Я не хочу покидать это место, зная, что здесь навсегда осталась сестра, сражённая моими руками.
Удар, ещё удар. Звенит сталь, принимая удары некогда дружественного меча. Земля под ногами превращается в пылающий ковёр, а м ы с Лаской – в настоящие тени, который пляшут над огнём. Удар, ещё удар, ещё быстрее, не останавливаясь ни на мгновение.
Через пару дней, после того, как Ласка умерла, мне принесли небольшую деревянную шкатулку. Её приказала передать мне умершая сестра, как раз накануне гибели. Некоторое время я не могла заставить себя протянуть онемевшие пальцы и открыть крышку. Сидела, закусив губу и смотрела на шлифованное дерево коробки. Потом-таки собралась с силами и открыла.
Внутри лежала Кукла. Почти такая же, как та, что была у нас в детстве. Я прижала подарок к груди и разрыдалась.
Внезапно Ласка отскочила назад и замерла, подняв меч над головой. Очертания сестры странно колебались, будто я смотрела через толщу прозрачной воды. И вдруг я поняла, кого вижу перед собой. Не Ласку, нет. Напротив, стояла Дар, только гораздо моложе, с тёмными длинными волосами. И сейчас мне предстояло убить саму себя.
Безумно закричав, я бросилась вперёд и нанесла удар с такой силой, что меня закрутило. Та, другая Дар, даже не пыталась парировать. Она выронила меч и опустилась на колени. А после безмолвно распростерлась на огненном ковре.
Тяжело дыша я смотрела, как из-за пылающих деревьев хлынула чёрная непрозрачная жидкость. Она покрыла всё вокруг, заполнила весь мир и стала миром. А после отхлынула прочь, забрав тело умершей сестры.
Я рухнула на землю, вцепилась ногтями в угли и дико завыла.
