взгляд со стороны, пытаясь уловить хоть
где-то затерявшуюся симпатию, хоть крупицу.
Мысль о моей некрасивости была постоянной, хотя никто и никогда
мне об этом не говорил и даже не намекал. Кроме отца, который так и говорил,
что я пошла в их некрасивую тарадановскую породу. С меня этого было достаточно.
Однако при всем этом я была характерная, имела многие свои суждения, которые
многие находили разумными, и имела свои
пути на тот период к
самосовершенству. Устремленность
как-то развивать себя была заложена во мне конкретно. Пока это было в обход школьных наук, но я записывалась в разные кружки, тяготея к
спорту также, ездила в гимнастическую школу при цирке, занималась волейболом,
ходила в библиотеку и запоем читала книги, иногда отец посылал меня в
библиотеку, чтобы я и ему выбирала книги, ориентируя на военную прозу,
фантастику или что-то научно-популярное. Я выбирала, расписывалась в формуляре
и чувствовала себя неплохо, когда меня нахваливали библиотекарши. Родители едва
вникали в мои дела, однако и не препятствовали. В школьном гимнастическом
кружке учительница меня частенько приводила в пример и просила при всех показать или мостик, или
шпагат, или лазание по канату. Однако,
интересы к спорту и угасали, и я бросала
один кружок, устремлялась в другой, не находя удовлетворения и не видя здесь
для себя пути. Что-то тормозило меня, отводило от физического развития тела и
неизменно уводило во внутрь.
Процесс мышления и все, что этому способствует, был для меня немалой радостью, от которой
отказаться было невероятно. Чтение, мышление
и проблески в математике постепенно отвоевывали меня от других
увлечений, но в основе всего, моей тайной любовью, которой я была как-то
обделена, были человеческие отношения, само общение, где мне, по сути, и сказать-то было еще нечего, и не каждое
общение могло удовлетворить, ибо я жаждала разумного и доброго участия, как и диалога.
Очень не плохим таким человеком мог бы
стать отец, если бы по-доброму относился ко мне, т.е. лишний раз не бил.
Однако, время, Сам Бог отвел нам великие идеи и размышления, как и обсуждения и
споры на будущее, но, опять же, в промежутках между отцовскими вспышками,
которые были почти ежедневными и по давлению и деспотизму не ослабевали, я бы
сказала до последних его дней. Но многое из того, что говорил отец, становилось
моей догмой, незыблемым отцовским мнением, которое входило в меня неосознанно, и я никак не могла ему возразить, нарушить,
сопротивляться или посчитать неразумным.
Но также, в моем мышлении
работало постоянное сито, отсеивающее плохое и неизменно удерживающее крупицы
истины: простая еда, простая одежда, не притязание на большее, чистота в доме,
физическая культура, книги, шахматы, простая мебель, как ни странно, но юмор,
как путь к примирению, любовь к русским
народным песням, чистая без мата речь, трезвый образ жизни в основном, умение
говорить в глаза, не празднование дней рождений, скромность, не почитание себя
в плане не претендования на льготы или скидки, умение все делить поровну, не
есть с кулака, не возвышаться над другим, не высмеивать нищих, убогих,
религиозных людей, не гордиться своими успехами ( хотя сам отец во многом этому
следовал с трудом, но на уровне ума это знал, считал за лучшее качество, и на это ориентировал меня, говоря, что я
женщина и должна учиться мыслить иначе, чем иногда позволяет он себе…) Это лишь крохи того, что еще и по своему
преломлялось во мне в те времена и что должно было еще пополняться всей его
сутью, его мудростью и глупостью, его гордыней и самоуничижением, его свободой
и вечной зависимостью от семейных уз, его пунктуальностью и расхлябанностью,
его нравственностью и аморальностью…
Всю жизнь, даже будучи уже взрослым и семейным человеком, я
всегда мысленно спрашивала себя, а что бы на это сказал отец? Только его мнение
не позволило мне в трудные минуты расслабиться. Только с ним я сравнивала
своего мужа и терпела его характер, который на фоне отца казался ангельским,
хотя и один сюжет о качествах мужа, уверена, шокировал бы многих. Я всегда понимала, что отец иногда не дотягивает до того образа, которому
я следую, но некоторые великолепные качества отца заслоняли мне его высочайшие
недостатки, на которые я закрывала глаза, а некоторые не прощались никак.
Но о великолепных качествах отца я расскажу попозже, когда он
начал писать свой труд, ставя перед собой великую утопическую цель о
переустройстве мира, о чем я еще поведаю. Этот путь отца был также моей
предтечей, данной Богом. Характер и мысли отца, а главное – благая цель, по
своему подготовили меня Волей Бога к диалогу со Всевышним, Который, будучи
Истинным Отцом, через Святые Писания,
которые я пишу, вооруженная необходимыми качествами и пониманиями, так сказать,
базовыми, действительно нацелен Дать этому миру реальное духовное возрождение.
Так что образ моего земного отца в этой жизни глубоко символичен по той роли,
которую Создатель ему отвел, ибо в миниатюре, как слуга Бога, отец принялся своим греховными качествами
подчищать меня, подготавливая, сам того не зная, но все же что-то во мне
предчувствуя постоянно, к великой встрече и диалогу с Самим Создателем. Однако,
все это мне видно и сказано теперь, тогда же наука была не из легких, а потому
Бог на летнее время увозил меня в
пионерские лагеря, где была своя и опять же неотступная школа жизни. Но об
этом, как и больших переменах в нашей семье, я расскажу в следующий раз.
