и
интересна умом и неожиданными высказываниями фактически мудрой женщины. Тетя
Аня, не имея родных, жила воспоминаниями, да судьбами своих квартирантов, хотя
Саша был у нее на особом счету, а через него я и Лена.
Часто она рассказывала о своей судьбе со слезами на глазах,
вновь и вновь глубоко переживая потери близких, безответную надруганную любовь,
свою некрасивость в молодости, с грустью поговаривая, что красивой не была, но
молодой была и всегда винила ямочку на кончике носа, которая и теперь нос едва
раздваивала. Она и теперь объясняла ее появление тем, что в детстве ее
недосмотрели и она упала на гвоздь в аккурат пришедшийся ей на кончик носа.
Вспоминала свою мать-революционерку, однако, никогда не винила,
но сожалела, что так и не познала материнскую любовь и ласку, вспоминала, как
хоронили мать, и она ребенком сидела на телеге, в которой везли тело матери на
кладбище, спиной к ней и думала в этот
момент о парном молоке, потому что хотелось есть. Она вспоминала, как мать
куда-то в спешке уезжала и забирала последние деньги, и отец упрекал ее, но
мать говорила о Ленине, о партии, о революции…
Вспоминала и о старшем брате, пошедшем по стопам матери, который
был зверски убит полицаями, заколот вилами, когда он прятался в стогу сена во
дворе, вспоминала об отце, в которого из-за матери стреляли в собственном дворе
и который вследствие из-за этого рано умер во время операции, вспоминала, как
после долгой болезни ослепла и профессор Варшавский вернул ей зрение,
вспоминала, как пошла по людям работать, как хоронила убитую в Казани сестру,
как жила в детском доме, вспоминала, как осталась без документов, когда ее
обворовали, как не любила своего мужа и стенка ей была милее, что и вышла замуж
скорее от боли, когда любимый ее предал.
Уже потом я начинала понимать, какую боль своим путем я невольно
принесла тогда, в той своей жизни почти всем членам моей семьи. Но так было
задумано Богом каждому, по его карме, и
я выступала лишь видимой причиной, идя, однако, уготованным мне путем и с тем,
чтобы в свое время раздать своей судьбой в новой жизни по возможности все
долги, которые счел Бог отдать надо, да
и не без пользы для Божественного дела, которое на меня уже тогда возлагалось,
но должно было проявиться только в этой жизни, в этом теле, в этом пути.
Но тогда я своим путем восстановила против себя и отца своего и
свекровь свою, которые в этом рождении
стали моими родными. Свекровь стала матерью, а мой отец из той жизни,
вытаскивающий меня из тюрем, стал снова отцом, но более жестким, но более
предвзятым.
Вот так, отец мой в том рождении покинувший Россию в революцию,
потерявший дочь, в этой жизни стал снова моим отцом, дабы никуда не девшийся
гнев, но излить на меня, и Бог дал ему эту возможность по моей и его карме и
мне во благо, ибо надо было меня содержать в строгости той, которая позволила
бы впоследствии Богу начать со мной говорить.
Нужна была моя аскеза, нужны были мои подходящие качества. Все
было пущено Волею Бога в дело, прошлое и настоящее. И муж мой, тогда Петр, снова должен был стать моим мужем
теперь уже в теле Саши, чтобы и ему я отдала долг, чтобы в этой жизни в большей
части на себя взвалила воспитание детей и весь домашний быт, ибо тогда, в той
своей позапрошлой жизни весь груз до последних его дней о детях и семье в целом лежал на нем и
свекрови.
Потому и теперь, не держа
ничего против отца своего, тетя Аня Волею Бога радушно встретила и приняла его
в теле юноши, ибо Бог так повернул ее сердце к тому, кто свой долг, как отец,
отдал полностью, и дал ей возможность протянуть руку к тому, кто нуждался в помощи и поддержке,
ибо и сам ей, как дочери, в этом в свое время не отказывал никогда.
Ко мне же тетя Аня, выделив из всех своей интуицией, а по сути –
внутренней подсказкой Бога, относилась предпочтительней, но без особого
восторга, несколько сдержанно, однако и нахваливая Александру постоянно, ибо
имела свои цели, или причины, видимые ей, как и подходящие.
Однако, у Бога были причины Свои, ибо Он хорошо знал, кто и перед
кем в каком долгу. А в долгу, судя по
прошлому вне этого рождения, была все же
перед тетей Аней я. Не сказать, что уж сильно Бог бичевал меня за мои прошлые
революционные идеи. Хотя и выволок меня, как следует, в самом начале пути всеми средствами, включая
отцовский ремень и долгую материнскую неприязнь, которую она в себе едва
распознавала, сводя все к тому, что во мне противный отцовский тарадановский
непокорный дух, не понимала и не очень, хотя и до поры, приветствовала меня в моей сути, хотя и не
находила качеств мерзких или отталкивающих. Она просто сильно в это не
углублялась, ибо чувство далеко не всегда может быть объяснено видимыми
причинами.
По сути, ни тогда, ни теперь иначе идти я не могла, ибо не стала
бы той, которая по качествам и пониманию
достойна столь продолжительного разговора с Самим Богом. Один Бог знает, что
каждый был в прошлом, как и теперь,
ведом своей кармой, Божественной целью на себя, своими качествами.
И каждый тогда и теперь пожинал свои плоды, кто бы ни казался видимым
виноватым или причиной. Не могла я тогда идти иначе, ибо и тюрьмы дают
переосмысление, и аскетизм, и неприхотливость, и непривязанность, и бесстрашие, и готовность
жертвовать собой, и идею любви, и идею борьбы за справедливость, дают
устремление к миру, счастью для всех…
Для неверующего такой уровень мышления даже в устремлении за
иллюзорной идеей, есть уже врата к Богу, к религии. И только религия через
совершенные духовные знания эти устои объясняет, дополняет, строит на них более
точное понимание и видение материального мира и отношений, дает им оценку и
направление истинного пути. Без этих ступеней, добытых и в революционной струе,
невозможно достигнуть духовного подъема, духовного мышления и духовного понимания
и активности.
У каждого свой путь к религии. Каждую жизнь открываются свои
врата к религии, много раз душа подходит к религии за свои рождения и с разных
сторон, и через потери, и через бедность, и через болезни, и через счастье
материальное, и через тюрьмы и через политику и через борьбу… и через
материальных лидеров, олицетворяющих собой воплощение справедливости.
Эти устремления отозвались во мне в этой жизни религиозным
путем, ибо так запланировал Бог. Только теперь я понимаю, почему именно в этой
жизни, еще будучи нерелигиозной, я
чувствовала, как откуда-то из глубины во мне всплывал интерес к истории, к
личности Ленина. Я искала и читала его труды, желая ответить на вопрос,
поставленный передо мной в далеком прошлом, пока Бог не заговорил со мной и не
объяснил мне многое через знания более высокого порядка, объясняющие очень
многое с позиции религии, совершенных духовных знаний, включающих в себя
круговорот рождений и смертей, кармические реакции, План Бога, и путь духовного
развития для всех, путь только вперед по ступеням духовного совершенства.
Только теперь я поняла, откуда во мне тяга к уединению, к внутренней медитации,
почему с детства для меня вопрос нравственности был основным, откуда во мне
неприхотливость и терпение и элемент смирения, почему я могу напиться только горячей
кипяченой водой в жару и прекрасно спать на голом полу… - все оттуда, из
тюремной практики… и не только…
Но почему Саша до встречи со мной в этой жизни прошел столь
трудное детство, болезни, нищету, побои отца – да потому, чтобы смог стать
нуждающимся, склонить голову в своей нужде перед тетей Аней, чтобы вошел в
сердце, чтобы союз состоялся, чтоб в этот союз вошла в свое время и я. И
потому, чтобы, став моим мужем, не мешал ни своим характером,
ни своим положением, чтобы все было достаточно упрощено, ибо писать Святые Писания,
готовиться к этой миссии, при этом оставаясь матерью и женой, не просто, должны
быть неприхотливость, снижены требования, должна быть поддержка, должно быть и
снисхождение, должна быть и более крепкая любовь, все прощающая и помогающая.
Такая любовь может быть лишь неудовлетворенная любовь из прошлых воплощений.
Ибо ничего у Бога не произрастает на пустом месте, но имеет
причинно-следственные связи.
Мой муж должен был быть в этой жизни пусть и не очень
культурным, интеллектуально развитым человеком, но неизбалованным,
неприхотливым, уступчивым, понятливым, сопереживающим, поддерживающим в трудную
минуту, живущим твоими интересами без ущерба и боли для себя, должен был быть и
человеком порядочным, дружелюбным. Он должен был хоть в малую меру, но этими
качествами обладать, чтобы и я рядом удержалась и не рванула, ибо не терплю
непорядочность, эгоизм, ибо по жизни не должна быть никогда одинока, как бы ни
находила наслаждение в уединении в себе с Богом.
Бог умерял это мое наслаждение и потребности, ибо избрал мне не
путь йога, но путь более общественный и, по сути, заставлял принимать и другое общение, кроме Себя, ибо, чтобы
писать для других, надо быть среди них. Только йог знает, как непросто общаться
в материальном мире с другими, познав нектар общения с Богом. Это не передать.
Александр должен был, пройдя не простой путь до нашей встречи в
этой жизни в этом мире, обладать теми качествами и тем чувством ко мне, чтобы терпеть меня всегда, занятую, пишущую,
не прекрасную хозяйку, не прекрасную жену, далеко не красавицу. Он должен был
принимать простые блюда, не глаженную и не накрахмаленную постель, маленькую
мою зарплату, часто не штопанные носки и застиранные рубашки, горы посуды и не
часто мытые полы. Все было, ибо и дети были только на мне, и учеба в
университете, и магазины, и еда, и воспитание, и игрушки, и сводила концы с
концами тоже за счет себя…
Он должен был взять меня
без приданного, какая есть, и
должен был навсегда, до последних дней быть мне не столько мужем, сколько
другом, ибо та, которая говорит с Богом,
не должна быть брошена, не должна быть одинока, как бы ей ни хотелось, не должна быть сама по себе, но проявлять себя везде, везде в свою меру
отдавая земные долги и не собирая по возможности новые.
Однако, пока Саша, этот
квартирант тети Ани, не ведающий, как и я, о наших незримых узах, готовился обзавестись
семьей, соединиться с женщиной, тоже 1954 года рождения, тоже овном, достаточно
миловидной и по всему неплохой, и в этом
направлении плыл по судьбе ни то чтобы очень охотно, но увлекаемый
обстоятельствами, и пока послушный им, не зная, что мой приход в этот двор
должен был сыграть для всех свою роль.
И мне, как и Саше, ничего не было ведомо, хотя просто информация
о Саше и самой тете Ане усилиями тети Ани пополнялась и оседала во мне,
наполняя чужой жизнью, мимо которой готова была пройти стороной, ибо в мыслях
держала недолгое здесь свое пребывание, видя, что все эти разговоры да пересуды
вертятся все более вокруг Лены, попавшей
в немилость у тети Ани за то, что горда и лишний раз и слово не
проронит.
А потому тетя Аня, привлекая меня на свою сторону, неизменно
открывала глаза Саши на его избранницу, делая это методично,
