определился. Все дело в другом. Понимаешь, у меня появился парень, тоже из Каменска. Он помоложе меня. Он сделал мне предложение. Поскольку все уже знают, что Саша ушел от меня. Еще когда ты ходила беременная, я рассказала родителям. Так и он нашелся. Родители купили фундамент дома, рядом около них, большой огород, двор, буду строиться и там жить. А мясокомбинат у нас тоже есть. Так что и работать там буду. Вот Саша и приходит, ждет, когда я уеду, освобожу общежитие. Для тебя и старается.
- Он мне ничего не говорил…
- Он никогда и ничего не говорит, никогда не обещает. – Лена говорила и неустанно разворачивала и ела конфету одну за другой. – Вот здесь будешь жить с ним. Если уживешься. У него отвратительный характер. Мы ведь до этого общежития жили у его сестры, Люды. Он меня приревновал к Володе, мужу Людмилы, и чуть не убил. Просто получилось так, что он постучал в двери, а мы не сразу услышали. Из-за телевизора. Так он с порога дал мне такую пощечину. С ним жить – не очень будет сладко. К тому же он очень жадный. Может быть, все что ни делается – к лучшему. Я действительно скоро уеду. Заберу телевизор, кровать оставлю ему……-
Время тянулось, но Саша так и не пришел. Судьба отвела его в который раз от выяснения отношений и пояснила все мне из лучшего источника.
Шла я домой к тете Ане озадаченная. И она сыграла свою роль, надоумленная изнутри Богом, Который всеми событиями в моей жизни распоряжался однозначно, впрочем, как и в жизни каждого человека.
Вроде бы все разворачивалось благоприятно, однако, и мне уже довелось вкусить плоды своего, так называемого, замужества. Причем они мне не очень-то и понравились. Но куда было деваться. Только терпеть.
По возвращении я по-прежнему пыталась быть непримиримой, держа в уме, что тетя Аня по любому меня не выгонит на улицу. Отец, называя тетю Аню сводней, однако подобрел и стал советовать мне жить с ними в новом доме, вернее, части дома со своим двориком, который они уже покупали. Оформление документов шло к завершению. Жить у родителей с ребенком – было для меня табу, тем более, что Саша стоял на своем, вошел легко в дружеские отношения с отцом, да и мамой и все как бы устаканивалось. Но вкусить крутой Сашин характер пришлось очень скоро и не раз. Однако, Саша еще не знал мой характер. Но, тем не менее, я еще не стояла прочно на ногах и потому была вся терпение ради ребенка, ради определенности, ибо жизнь имела свои тиски и порою очень прочно в них держала, не давая сказать и слова.
Светлану все находили копией отца. Однако, она не была кудрявой, волосы были светлые и прямые, и постепенно оформлялась в великолепную малышку, от которой невозможно было отвести взгляд. Купать ее Саша порывался сам и испытывал к ней самые нежные отцовские чувства. Не имея возможности быть рядом с сыном, он теперь изливал на дочь свои чувства трогательно и неизменно. Тетя Аня то и дело подходила к колясочке и говорила: «Сашка! Ну, вылитый Сашка! Не бойся, Наташка, я тебя в обиду не дам. Если что – будешь жить у меня».
Могла ли тетя Аня знать, что смотрит на свою будущую мать, ибо Свете предстояло в восемнадцать лет родить сына, который и был умершая к тому времени тетя Аня, ее душа. Поэтому Бог давал ей, тете Ане, снисходительность и защиту к той, которая должна была стать ее матерью. Вот так судьба на законных кармических основаниях подставляла руки мне через тетю Аню и Сашу, не чужих мне людей из прошлых воплощений, которым более была должна я, и давала вкусить те плоды, которые после отцовских могли бы показаться и райскими, хотя таковыми не казались. Но после продолжительного отпуска от них длиною в две жизни их появление было делом святым, да и пора было мне показывать и другую сторону жизни, семейную, куда ум никак не желал входить и там претерпевать, хотя и кладезь знаний этот обойти было невероятно той, с которой должен был заговорить Сам Бог.
С первого дня семейной жизни Саша, почитая себя за мужа, потребовал, чтобы я собирала его по утрам на работу, начав свою науку еще у тети Ани. Это означало, что, набегавшись ночью к дочери, которая часто просыпалась и плакала, которую приходилось пеленать, поить или подкармливать, я должна была в шесть утра вставать и готовить Саше еду на работу и завтрак. Это были термосы с чаем, супом, все другое, что еще можно было дать с собой. К семи утра все должно было стоять на столе, как и нарезанный хлеб, как и тарелка еды. Это было неписанным законом, которому, однако, Лена не подчинялась, напротив, требуя внимание к себе, и тем не отвечала его пониманию о семье и обязанностях и месте жены.
Не зная, как положено на самом деле, я приняла это условие с большим сомнением в себе, но выбирать не приходилось, хотя перед глазами стоял пример отца, который никогда не обязывал маму прислуживать себе в таком плане, и охотно сам не раз накрывал стол или готовил еду и звал всех, ни сколько в этом не видя ущемления своему мужскому достоинству.
Однажды Саша попросил принести ему зеленый лук, т.е. вырвать его. У тети Ани на участке земли была целая грядка сочного зеленого лука, который рвался по необходимости к обеду. Поняв задачу, я вырвала лук, оставив головки в земле. Увидев такое безобразие и непонятливость, Саша спустил на меня собак неизвестной мне породы. Его неумение объяснить, не умение быть сдержанным, желание командовать и винить становилось видимым и отрезвляющим. Только теперь я потихоньку понимала, за чьей спиной мне теперь придется быть. Таков был этот необузданный, невоспитанный, некультурный парень, которому было уже тридцать лет и который так понимал свою роль в семье, имея примером своего отца и нравы забитой деревушки Пикшинерь, не знающей цивилизации и нормальных человеческих отношений.
Недолгой была моя передышка от отца. Бог передавал меня из рук да в руки и никогда не оставлял меня одной, как я этому ни молилась. Ибо, эта практика, построение счастья непростого своими собственными руками было моим в этой жизни предназначением, и только отсюда я могла извлечь и далеко не плохие плоды, хорошо осознав, что счастье строиться только своими руками и с Богом, который и как отец, и как супруг не дает особых поблажек и этим воспитывает, и этим развивает, и этим бережет, и только через это поднимает и наполняет духовный багаж вещами, которым нет и не будет цены в материальном мире…
Но прежде мне предстояло через это горнило пройти во всей полноте, испытывая немалые страдания и здесь же не замечая их, ибо, как ни странно, но все, что происходит лично с тобой, не столь больно, как кажется со стороны. Но другим это особо и не казалось, но мне самой, когда приходится оглядываться назад.
Как бы ни ругал меня Саша, как бы ни поучал своим невежеством и несовершенством, он никогда не ставил вопрос о нашей совместимости, о невозможности нашей совместной жизни, ибо я в основном смалчивала, делала, прикладывала руки, но и не питала к нему чувств больших и тихонько мечтала когда-нибудь вырваться из сей опеки, которая иногда была слишком велика, слишком добра, слишком доброжелательно и щедра. Всему жизнь дала со временем проявиться.
Но пока… Лена, очарованная новой любовью и новыми возможностями, действительно засобиралась назад к себе, ибо и ее Бог не забыл, не дал ей горечь расставания с Сашей, но дал свою надежду, дал мечту построить свой дом, возвести его на купленном фундаменте (теперь в этом доме она благополучно и живет) и жизнь раздвигала ей свои горизонты.
Саше было разрешено навещать сына Ваню, и с этим в конце апреля она уехала, честно поделив с ним все, что успели совместно нажить. Однако, телевизор Саша ей не отдал, но возместил деньгами, были поделены ложки, вилки, тарелки, кастрюльки и даже прищепки. Так комната в общежитии была освобождена, и судьба угодила и родителям и нам. В один день мы все выехали от тети Ани. Родители в купленный ими дом на улице Пирамидной, 33А, в центре города, а мы перенесли свои вещи в общежитие (полчаса ходьбы до родительского теперь дома), где нам предстояло прожить только один год.
Только войдя в комнату в семейном общежитии, мы облегченно вздохнули. Семья получала право на жизнь. И то, что на столе Лена нам оставила мешок с мукой, обещающий муку, ни сколько нас не опечалил. Мука пошла в дело, а страдания от Сашиного характера хоть и были, но он их сам же и заглаживал, ибо был не злопамятен, отходчив и все же любил меня, хотя и очень, очень по-своему. На этом заканчивалась наша эпопея неопределенности. Саша подал на развод с Леной, чему она не возражала, поскольку и сама желала оформить новый брак. 5 января 1980 года мы расписались. Продолжение следует.
-
