Поезд Минск – Москва отставал от графика.
Неожиданно в купе постучали.
- Входите!
Вошел улыбающийся проводник с двумя подстаканниками.
- Доброе утро, как заказывали, два кофе.
- Доброе, - я отодвинул часть бумаг в сторону, освобождая место для кофе. – Который час?
- Шесть тридцать пять. - Проводник поставил стаканы. - Раненько встали. Много работы?
Я устало кивнул и сделал несколько глотков бодрящей жидкости.
В Минске, чтоб не мешали соседи, пришлось купить два билета в одно купе спального вагона. Другой возможности закончить рукопись я не видел. Времени в обрез. Прямо с поезда в редакцию, до обеда отпечатать и положить на стол главному. Домой, в лучшем случае, попаду к вечеру.
А задержался вот по какой причине. После интервью с Верой Николаевной, дочерью одного из героев очерка, всё ранее написанное пришлось переделывать. Ибо то, что она рассказала, в корне меняло его суть.
Я расплатился за кофе.
- Сколько до Москвы?
- По графику через три часа будем, а там как карта ляжет.
- Через час принесите еще два кофе.
- Сделаем, - проводник тихо закрыл дверь.
Я сегодня не просто рано встал, я вообще не ложился.
Очерк о давнем, но интересном эпизоде войны, должен был лежать у редактора газеты еще второго мая, в набор пойти десятого, а сегодня было уже шестое.
Все шло по графику, но, вдруг, в интервью с Иваном Федоровичем последним из оставшихся в живых участников тех событий, всплыли непредвиденные обстоятельства. И командировку в Умань, где жил Иван Федорович, продлили в Могилев, где жила дочь другого героя.
Мягко говоря, биография Ивана Федоровича и просьба, с которой он обратился, не соответствовала стандартам советской патриотической риторики. Но за окном был восемьдесят шестой год, перестройка набирала силу и именно, эта нестандартность и несоответствие придавали материалу высочайшую человечность и покаянную искренность.
Но и это не всё! Как выяснилось, я должен исправить ошибку, которую допустил сорок два года назад в одном из первых своих военных репортажей. И другого времени больше не будет, ибо после праздников ложусь в клинику, а прогноз врачей не утешительный.
Появление проводника сбило с мысли. Чтоб настроиться на материал, я включил диктофон и еще раз прослушал исповедь старого солдата Ивана Федоровича.
- Когда в сорок первом в село пришли немцы, мне полных годков шестнадцать было, чуток до семнадцати не хватало. Отец на фронте, жили с матерью и ее сестрой. Хозяйство по тем временам было неплохое. Немцы спешили наступать, потому оставив двух полицаев на три села, пошли дальше. Полицаи пьянствовали, никого не трогали, и их никто не трогал. Только в октябре приехал немецкий интендант, из трех поросят забрал двух, и еще взял четыре мешка овса. А через год, так как поросят больше не держали, забрали корову и весь овес. Кур и уток мать успела порезать. С уток было много жира. В этом жиру мы прокипятили птичье мясо, и закатали его в бочонки, которые я спрятал в лесу, в запасном погребе. А еще через год пришли наши. К тому времени мне уже восемнадцать с половиной было.
Вызвали в НКВД. Так, мол, и так, возраст призывной, а находился я в оккупационной зоне. Никакие аргументы в оправдание не принимали. Хорошо, что в военной комендатуре дальний родственник оказался. Он нам похоронку на отца принес, а мы ему о новой беде поведали. Уж не знаю как, но переложил он мое дело из одной папки в другую и я, вместо штрафного батальона, попал в учебную роту, а затем на курсы артиллеристов.
Пока шли курсы, наши войска вплотную подошли к Белоруссии. Готовилось большое наступление, знаменитая операция «Багратион». Воинские части комплектовались по полному штатному расписанию и даже больше.
Командиром расчета назначили молоденького младшего лейтенанта, после училища. Остальные: я – заряжающий, Петя и Олег подающие, а наводчик старшина Николай Хомич. Причем Хомич это не отчество, а фамилия с ударением на первом слоге. Все кроме Хомича в бою еще небыли, зато Николай в армии с сорокового года. На Курской дуге был наводчиком на ЗИС-2, имел орден и несколько медалей.
На позицию пока не выдвигались, ждали новые орудия. Обучали нас на пятидесяти семи миллиметровых ЗИС-2, а ждали мы семидесяти пяти миллиметровые ЗИС-3.
Скучать не пришлось. Был учебный образец, на котором тренировалась вся батарея. Но Хомич гонял нас дополнительно. Три шкуры драл, пока мы его нормативы не выполнили. Первый норматив это разворачивание орудия из походного положения в боевое. Затем обратно из боевого в походное. Особо придирчив был к позиции. То земля недостаточно ровная, то бруствер низкий, то окоп мелкий. А уж от команды «заряжай» до выстрела, вообще, требовал не более трех секунд.
Остальные расчеты отдыхали, набирались сил перед наступлением. А мы, как проклятые, ни дня, ни ночи. То тревога, то к бою, то отход, то наступление. Честно говоря, подозревали, что мстит нам Хомич. Ну, за то, что пол войны дома «спали». Младший лейтенант хоть и был формально старшим расчета, но «издевательства» Хомича сносил стойко. Понимал офицер, такому опыту ни в одном училище не научат.
Наконец, пришел эшелон с новыми орудиями. За день распределили пушки по расчетам, и дали день на «окончательное» освоение матчасти.
Ну, думали, всё, конец муштре! Теперь в бой.
Но не тут-то было. При внимательном осмотре Хомич обнаружил дефект. Прошелся по другим орудиям, посмотрел, и написал командиру рапорт. Оказалось, что затвор нашей пушки слегка заедал, вернее, не достаточно легко скользил, а если совсем по-научному: не имел нужного теплового зазора. Разъяренный зам по тылу и инженер полка сами пришли осмотреть орудие. Был бы кто другой, и слушать не стали, а Хомича на кривой кобыле не объедешь – гордость полка. Тем более рапорт это бумага, если что, не отвертишься. Произвели пробные стрельбы. После шестого выстрела, когда метал от температуры расширился, дефект полностью себя проявил, сомнений не осталось – Хомич прав. Послали запрос в тыл фронта о замене брака.
Пока ждали решения, поменяют ли все орудие или только затвор, батарея на тягачах выступила на позиции. Нашему расчету оставили двух лошадей и возницу Михайла Антиповича.
Утром привезли новый затвор.
Только мы, в дорогу собрались, прибегает завскладом. Пришли ящики с новыми экспериментальными противотанковыми снарядами, надо взять на позиции. Их буквально доставили час назад и на нашу батарею выделили шесть ящиков.
«А чтоб тебе пусто было!». Мы ж надеялись на лафете подъехать! Теперь на лафете поедут ящики.
Сама позиция, куда выдвинулась наша батарея, находилась в семнадцати километрах от штаба дивизии, почти у самой линии фронта. Но это если по дороге ехать. А Хомич местный. Он до войны тут колхозничал. Вот и взялся старший сержант провести нас через поле, срезав, таким образом, километров пять.
Вряд ли бы товарищ младший лейтенант отклонился от маршрута, если б не приказ: к семнадцати ноль, ноль быть на позиции. А времени из-за задержки со снарядами оставалось в обрез.
Часа через два свернули с дороги, что петляла вдоль подлеска на бывшее колхозное поле.
И вправду, дорога через поле ровная, ни машинами, ни танками не битая, только иногда небольшие холмики типа курганчиков, метра два с гаком в высоту, торчали из земли. Солнышко греет, птички поют, красота, даже о войне забыли. И вдруг, впереди один взрыв, второй. Как бьют наши пушки, мы знаем, но это были не наши! Судя по карте, до позиций нашей батареи оставалось километра два с половиной.
Хомич глянул в трофейный бинокль.
- Что там? – офицер буквально вырвал бинокль у старшины.
Стоявшая в лесополосе и замаскированная от воздушных налетов их родная батарея двумя фланговыми атаками немецких танков была полностью уничтожена. По немецкой классификации это были три танка Т-3 и один модернизированный Т-4. Все орудия батареи опрокинуты и раздавлены, а расчеты расстреляны из пулеметов. Сам бой длился несколько минут. Как батарейцы прозевали атаку танков? Возможно, как и мы, перегрелись на солнышке.
Это потом, когда я выписался из госпиталя, то узнал откуда в нашем тылу немецкие танки. Оказывается, пока длилось затишье перед наступлением, немцы, от скуки решили поиграть в героев. Был у них такой майор Отто фон Штауфенбах., единственный сын графа фон Штауфенбаха, служившего в генеральном штабе Гитлера. Так вот этот майор для поддержания боевой формы, решил делать однодневные броски по нашим тылам. А чтоб героически настроенному майору не скучно было, кидали жребий, кто пойдет с ним в очередной рейд.
Несколько недель диверсанты терроризировали наши тылы. И прорывались, гады, каждый раз в разных местах и в разное время суток. А в тот день на их пути оказалась наша батарея. Застигнутые врасплох ребята даже орудия развернуть не успели. Хотя, … если б их дрессировал Хомич, то может и успели.
Расправившись с батареей, немецкие танки, было, повернули к линии фронта, как вдруг, головной Т-4 остановился и развернулся в нашу сторону.
Заметили, сволочи!
На полной скорости танки рванули к нам.
- Разворачивай! Гони к подлеску, быстрее, - скомандовал младший лейтенант.
Развернув лошадей, мы кинулись к спасительному подлеску, от которого еще недавно свернули. Но это была ловушка, уйти мы не успевали. Первым пришел в себя Хомич.
- Товарищ, младший лейтенант, не успеем! У них скорость вчетверо выше!
- Отставить панику! – командир был зол на Хомича. Шли бы сейчас вдоль подлеска, и спрятались без труда.
- Стой! – Хомич передернул затвор ППШ. – Уйти не успеем, надо принимать бой.
- Ты с ума сошел! – командир стал расстегивать кобуру пистолета, - под трибунал захотел? Вперед, к подлеску!
Возница не знал что делать.
- Товарищ младший лейтенант, все равно убьют! А так хоть шанс есть? Вон хороший пригорок, идеальная позиция и снаряды с собой.
Командир колебался.
- Разворачивай на пригорок, - скомандовал Хомич.
Пока возница разворачивал, мы выхватили с лафета лопаты и стали готовить позицию.
Холм, выбранный Хомичем, оказался идеальным для стрельбы. За считанные мгновения мы разровняли площадку, отсыпали бруствер и выкатили орудие на позицию. Не зря Хомич нас дрессировал.
Танки уже видны были без бинокля.
- Заряжай!
- Готово, - отрапортовал я, защелкнув затвор.
Младший лейтенант наблюдал за танками в бинокль, а Хомич в окуляр прицела. Расстояние быстро сокращалось. Один из танков, имея преимущество в скорости, вырвался вперед. Наконец, Хомич дернул шнур. Снаряд прошил головной Т-3 как консервную банку, и, видимо, попал в отделение боеприпасов. Боекомплект детонировал. Танк подбросило на правый борт и перевернуло башней вниз.
- Вот это снарядики! – радостно воскликнул Хомич, - мне б такие под Курском.
- Готово, - не дожидаясь команды «заряжай», отрапортовал я.
Танки стали петлять и лавировать. Следующие несколько выстрелов прошли мимо. Когда расстояние сократилось до восьмисот метров, Хомич подбил еще один танк, который тут же
