Яков Феофилович Задура так увлекался Набоковым, что даже полысел в его честь. Одно время ему хотелось стать журналистом – тонко разящим, по-набоковски злым. В начале 90-х его желание сбылось. Некая полулегальная газета сгоряча делегировала Яшу в ресторан «Золотой хариус» освещать юбилей увядающей театральной актрисы.
Мероприятие было неважнецкое. Стол – максимум на троечку. Заветренные вчерашние салаты. В избытке ненужные соусы. Дефицит нарезок. Сыра больше, чем колбасы. Отсутствует рыба, маслины, икра. Фрукты деревянные. Горячее, извините за каламбур, холодное. А паршивой, замороженной до маслянистости водки – хоть упейся!
Гости, даром что артисты, сплошь косноязычные и недалёкие. Все тосты начинались и заканчивались словами о здоровье. И ничего про вдохновение, успех, любовь. Юбилярша, слушая коллег, увядала ещё больше, прямо на глазах. Тамада пытался шутить, но смеялся один Яша – громко и вульгарно, как хрестоматийный гусар. Деловито жующие артисты молча переглядывались. Актёрское братство!
После десятой рюмки Яша выхватил у тамады микрофон и забрался на сцену.
– Я короте́нько! – предупредил он, доставая из кармана стопку мятых бумаг.
Абстрактный монолог, заряженный беспричинной ненавистью к театру, длился вечность. Пользуясь случаем, тамада жевал фальшивую Брауншвейгскую колбасу и незаметно хихикал. Недоумевающие гости держали мхатовскую паузу. Юбилярша пыталась улыбаться своему отражению в зеркальной колонне.
– Откуда взялся этот болван? – спрашивали у неё шёпотом.
– Не знаю, – отвечала она хорошо поставленным басом.
А Яша, восторгаясь собственным эссе, уже кричал:
– Монтёры, дайте занавес!.. Публика удаляется! Станиславский гневно хлопает дверью! Чехов, который Михаил, совершает аутодафе! Многоуважаемые граждане-эстеты! Нас обманули. Вопрос – кому нужно такое искусство? – глубоко риторичен. Не стреляйте в актрису! Играть она уже не может. Финита ля комедия!..
Тут раздался клич: «ату его, братцы!». Артисты в образе гневных революционеров дружно хлынули на сцену.
– Чур без крови! – взвизгнула юбилярша неожиданно тонким фальцетом. – Пусть в мой день рождения льётся только шампанское!
Яшу бережно сдёрнули, ухватили за штанину и поволокли к выходу. Голова его билась о многочисленные пороги. Белая рубаха впитывала пролитые соусы. Выражение лица было надменно-тупое, как у покойного чиновника...
Впрочем, злобную журналистику Яша оставил не сразу. Была у него ещё статья «Кому доверяют городские улицы?». Жаль, её не опубликовали. А зря. Весьма любопытное творение! Одно лишь начало какое:
«Шла утром татарка чистить снег. Высокая, с грязью женских усов под носом».
