Две

Предпоследняя была скрытной. Она постоянно закрывала гештальты, боролась с обсессивно-компульсивным расстройством, рисовала мехенди, медитировала и тщательно отбраковывала в Ашане некондиционные брокколи. Я же вкалывал мастером на заводе. Спать-то мы спали, но дальше прихожей своего "я" она никогда меня не пускала. Признаться, я и не ждал приглашения. Соврал бы, сказав, что хотел большего. Близости духовной или там метафизической. Только секс меня устраивал. Но понять все же хотелось. Зачем я? С какой стати? Познакомились в Тиндере. Свайп вправо, встреча в кафе, секс.
Потом пару раз в месяц созванивались, ели где-нибудь или, если позволяла погода, прогуливались по городу. Было что-то больное в наших встречах, в нашем обезличенном скотном сексе. Мы всего лишь исполняли ритуал, вынужденную функцию организма. Все равно что сходить в туалет. Ну раз надо, то куда деваться. О таком, конечно, лучше не задумываться вовсе. Но иногда, в те короткие минуты после очередного траха и до расставания, пока я смотрел на её обнаженную спину, украшенную черной витиеватой росписью, мне хотелось её убить. За это. За отстраненность. За разделение человеческого и животного. За то, что она позволяет себе быть одновременно и тем, и другим. Сквозь занавески усталое солнце ложилось на нас теплотой, и я понимал — пора валить. Нервным движением плеч она это подтверждала. Мы оба знали, если я останусь дольше, если закат обрушится в ночь — придется говорить.
А это всегда опасно. Всегда, спустя время, кто-то взвоет от боли. Мы оба знали, что это буду я. По-своему, но, получается, она меня берегла. Благодарности я не чувствовал. И убить её хотел по-прежнему сильно. Так продолжалось еще десять месяцев. Пока в августе она не исчезла. С последней меня познакомила двоюродная сестра. На первом свидании мы гуляли в парке. Интеллигентная осень вежливо держалась в сторонке. Деревья пахли паутиной и огнём. Последняя взяла меня за руку и сказала:
— Я гуляла в этом парке бесчинственное количество раз. Однажды даже видела свежий труп. Страшное слово "труп". Особенно это вот глухое пэ. А слово "дыра" смешное. Дыыы-ра. Обхохочешься. Последняя была странной. Бесчинственное. Она любила химеры слов. Странная. Через неделю она постучалась в мою дверь. В руках пакет из супермаркета. В волосах гербарий — огромный кленовый лист. Желто-зеленый в мягком каштане.
— Я видела коитус носорогов. Тех, что жуки, а не тех, что не жуки. Давай и мы совокупимся. А после креветок забацаем. Мы совокупились и забацали. Потом снова и то, и это. А когда бацать стало нечего мы просто совокупились. Как эти, а не те. Короче, последняя мне понравилась. В отличии от пред, эта себя не прятала. Не выпендривалась. Я наверное даже смог бы её полюбить или уже сделал это. Чем старше, тем тяжелее понять. Что я знал точно — эту убивать мне не хотелось. Мы курили в комнате. Я сидел за столом и выдыхал дым в сторону кровати. На черных простынях тело последней казалось очень настоящим, очень определенным и существенным. Я был прибит сотками к этим бедрам, талии и груди. Приколочен к кресту её реальности, заменившей мне собственную обветшалую иллюзорность. Я задушил окурок и лег рядом с ней. — Зайди в меня и останься. Я подчинился.
— Не могу вспомнить которая ты у меня по счету
— Одиннадцатая, очевидно. Первая и с конца, и с начала. Ева и Лилит. Альфа и Омега. Я твоя правда. Я твоя жена, твоя дочь, твоя смерть, твой бес, твой бой, твой подвиг, твой стыд. Начинай меня жить. Скорее, скорее. Лишь бы успеть.
Я прожил её от и до. От первого прикосновения до последнего укуса. И каждую ночь мы выедали друг друга, выцеживали, выкореживали из земли, обрубали корни и уходили в лес, полный стонов и шорохов, в тот лес где всё для всех началось. Lady.. I just feel like I wont get you out of my mind I feel love for the first time and i know that its true I can tell by the look in your eyes. Последняя любила ставить на повтор эту песню. Говорила, что раньше играла её на бандуре. Я верил. Она исчезла в последний месяц зимы. Тогда я понял, что это конец. Одну не получилось воскресить, вторую не посмел убить.