Дом на утесе

Раньше я был таким же, как все. В детстве – обязательные динозавры, космос и Древний Египет. Вкладыши «Turbo». Просто добавь воды — «Invite» и «Yupi». Или, что еще проще, слижи с ладони сухим. «Киборг» с Жаном и «Кобра» с Сильвестром. Плевательная трубка из спинки кровати, боярышник и рябина. Шпоночная рогатка и самострел с прищепкой. Карбид в бутылке и дюбель в асфальте. Кожаный мяч со шнуровкой и игры в «Квадрат» и «Триста».

Школа, ненависть к черчению и химичке, любовь, осенний бал, выпускной рассвет. Орбит без сахара, институт, экзамены, сессия.



И провал в молочно-мутное нигде.



Я уже лет десять не задаюсь вопросом, как оказался в домике на утесе. Потому что безответная усталость одолела ум. Однообразные вопросы перестали содержать в себе призыв, требование, принуждение к правде, как принуждение к достоверному миру, превратившись в бессмысленные, зацикленные на себе самоповторяющиеся мантры. Мой голос, что внешний, что внутренний, становился глуше, глуше и глуше. И вскоре совсем онемел, как онемела и пустота-ответчица.

Одноэтажный и ветхий, мой кров сберегал от дождей и ветров. В старом, запараличенном сарае нашелся инструмент, в погребе – картошка и морковь, на подоконниках подросла рассада. Заброшенный сад я прополол и очистил. Сжег сорняки и обрубил кленовые побеги, спилил анорексичные вишни, оставив три дерева. Побелил больную яблоню и подпер рогатиной тяжелую поклонную ветвь. Обрезал кусты белой и красной смородины, рассадил усиками клубнику. Ведрами, с пляжа под утесом, натаскал речной гальки и насыпал дорожки. Сколотил поленницу, в березовой роще заготовил дров. И стал жить.



Впервые Дракон появился вместе с душными сумерками, в тот вечер, когда я зажег последнюю оставшуюся свечу.

Он вошёл без стука, огляделся и представился:

— Я Дракон.

Шагнул к столу и водрузил на него здоровенный чемодан. В таком мой отец привозил из Китая вещи на продажу. Обещающе и очень вкусно щелкнули замки. Сначала Дракон выложил свечи — штук пятнадцать длинных свечей. Потом достал стопку книг — три толстых и одну тоненькую. Потом появился набор ручек, потом — карандашей. Дракон прервался и посмотрел на меня. Довольный, продолжил. Выложил пакет сахара килограмма на два, мешок макарон и коробку чая. Склянки с солью и специями. А потом — я чуть не упал в обморок — одна за другой на столе появились консервные банки. Тушенка говяжья и свиная, горбуша, сельдь, скумбрия, тунец, цыпленок.

Почти полгода я не ел мяса. Точно не скажу, но, по-моему, в тот момент мои губы стали солеными.

Дракон отступил на шаг, оглядел гостинцы, поднял правую руку, изогнулся и из капюшона черного балахона достал котенка.

— Это девочка. Её зовут Единица.

Я протянул руки и принял темно-серый пушистый ком с глазами цвета жёлтой Луны. У Единицы горячо и быстро билось сердце. Я подумал, что оно, наверное, размером с ноготь моего мизинца.

А у Дракона глаза были цвета листвы в грозовую погоду. Он молча ушел, пригвоздив меня этими глазами к полу. Я стоял, не двигаясь, пока Единица не начала пищать.



Он стал приходить раз в неделю, в один и тот же день, строго с вечерними сумерками. Приносил продукты, свечи и книги. К его визиту я накрывал на стол, заваривал чай с листьями смородины и угощал клубничным вареньем. Подросшая Единица иногда запрыгивала Дракону на колени и тогда два взгляда, желтый и зеленый, обменивались тайнами. Гость говорил редко и неохотно. Из вежливости он интересовался моей жизнью. А что я мог ему рассказать? Как ухаживаю за садом? Как рублю на щепу поленья?

Я развлекал Дракона историями из Единичной жизни. Делился с ним мыслями, почерпнутыми из книг, реже своими. Наступала ночь, он допивал чай, вставал и выходил, не прощаясь.

Каждую неделю все повторялось. Он приходил, я говорил, Единица росла.



Тоненькая книжка оказалась не книжкой, а ежедневником. Черной гелевой ручкой я стал записывать в него отчеты о каждом посещении Дракона. Как дотошный хроникер, я фиксировал подмеченные изменения в одежде, в мимике, в жестах. Документировал его скупые фразы, и если Дракон вместо привычного «Как ты на этой неделе?» вдруг спрашивал «Ты как на этой неделе?», запись увеличивалась на несколько страниц. Я строил догадки, теории, воображал, почему это сегодня Дракон сказал так, а не эдак? Почему, когда услышал об очередных проказах Единицы, вскинул левую, а не правую бровь? Почему сегодня вместо длиннозерного риса принес мне круглый?

Я представлял себе сложности опасной драконьей службы. Постоянно что-то требующие, наглые, бряцающие оружием и доспехами, рыцари. Стервозные девки, норовящие сбежать из пещеры, мелкое ворье, помышляющее о краже сокровищ. Уже то чудо, что Дракон находил время на меня.



Я и сейчас вспоминаю лучший день той жизни.

Мы допили чай, и я встал, чтобы проводить. Зеленые глаза посмотрели на меня иначе. Едва я успел уловить в них беспомощность, одиночество, надежду, как Дракон отвернулся и направился к выходу.

— Подожди, — сказал я, — Здесь под утесом река. Идти совсем недолго. А вода сейчас, должно быть, очень теплая и спокойная.

Дракон остановился. Он ответил не оборачиваясь.

— Предлагаешь искупаться?

— Предлагаю, да. Да, я предлагаю искупаться.

— Согласен. У меня есть водка.

Он наконец развернулся. И улыбнулся мне. Впервые за полтора года. И достал из внутреннего кармана широкую плоскую флягу.

— Твой яблочный сидр хорош, но вот это пойло для настоящих мужчин.

Я надел самодельные сланцы, и мы пошли к реке.



На ленивых маленьких волнах пьяные отражения звезд трезвели и разбегались в стороны от каждого гребка наших рук. Мы по очереди ныряли в темную воду, в точную копию ночного неба, касались ногами песчаного дна, приседали и, оттолкнувшись, выныривали так яростно, будто провели в толще черноты, как в заключении, годы и годы.

Иногда над нами хлопали крыльями ночные птицы, они пролетали, принося на хвостах запахи леса.

В ту ночь я был счастлив. Я и мой Дракон.



На следующей неделе он появился без чемодана, но с большим, в половину моего роста, зеркалом. Он отказался от чая, сославшись на занятость, прислонил подарок к стене и поспешно вышел.



Мысли, мысли. Одна гаже другой. Чтобы отвлечься, я ушел в сарай и остаток вечера под огарком свечи мастерил раму. Утром повесил зеркало над столом.

Единица запрыгивала, пачкала скатерть, всматривалась в желто-лунные глаза и узнавала себя. Она гордо вскидывала голову, шевелила ушами, поднимала хвост. А я, сколько бы ни смотрел, видел в серебристом квадрате Дракона, огонь свечи, и зелень предгрозового леса. Но не видел себя.



Конечно, он больше не приходил. Я забросил вести ежедневник, забросил сад, забросил хозяйство. И оставил себе лишь две физические функции. Накладывать еду в кошачью миску и гладить кошачью спину. А умственные функции исключил вовсе.

Через два месяца началась осень, частые дожди возвращали со двора Единицу мокрой и взъерошенной, я доставал полотенце и сушил её, приговаривая: «Дура! Любимая дура!»

Еще через неделю ударила молния и сожгла яблоню. Следом вторая пробила в крыше дыру. Испуганная кошка улеглась меховым воротником мне на шею и принялась усиленно дрожать.



Наутро я знал, что сделаю. Я пойду в город и найду Дракона. Здесь, вдали от всех, редко выпадала возможность проявить благородство. Но тогда я хотел поступить честно. Я усадил Единицу перед собой и сказал всё как есть:

— Любимая моя, дура, сейчас я возьму топор, пойду в город, найду Дракона и убью его. Ты слышишь меня? Я пойду и убью того, кто дал тебе имя, того кто подарил тебя мне.

Единица прищурила глаза и растопырила усы.

Мне показалось, что она не против.



В город я попал на рассвете, и меня тут же попытались прижучить два прощелыги. Одного я ударил обухом по темечку, второму опустил топор на ключицу. Крови почти не было.

Ножик, которым мне угрожали, я проигнорировал, а вот пистолет засунул за пояс.

— Наивное городское отребье. Тикать надо, если в пять утра видишь на улице мужика с топором.

Подумав, я выкинул топор в урну. Слишком приметный реквизит.

Попетляв пару часиков по центральному району, я наконец-то наткнулся на нужное здание. «Департамент драконьих угодий». Еще через час я стоял перед лакированной деревянной конторкой справочной.

— Вы справочная?

— Я справочная, — ответила справочная женщина.

— Где сейчас Дракон?

— Минуту, пожалуйста.

— …

— Он на плановом осмотре. Улица Осколочная, дом два.

— Большое вам спасибо, справочная.



Увидев улицу, оценил и название. На точно такой же я жил в детстве. Осколок памяти. Полотно дороги полого спускалось к оврагу. Посередине трамвайные рельсы, почти утопленные в потрескавшийся асфальт.

Над забором нужного дома ветер стряхивал с трех абрикосов почившую листву. Я приподнял крючок и скрипнул калиткой. Тишина.

Подошел к дому, заглянул в окно — никого, пустая кровать и шашка на настенном ковре. Завернул за угол, и снова в окно. Мальчуган за кухонным столом что-то бережно складывает в жестяную коробочку. Сдержанное осеннее солнце прячется в светлой детской макушке, ложится на маленькие руки, перебирающие прямоугольные фантики. Я пригляделся и опознал фотографии машин. Вкладыши от «Turbo». Перевел взгляд и увидел Дракона. Он держал стакан с яркой оранжевой жидкостью и улыбался ясным летним взором, без гроз и молний. «Просто добавь...» — прошептались слова. Просто добавь.





Я вернулся к утесу, встал на самом краю и вновь попытался задать вопрос. Должно быть, ответ стал чуть ближе. Должно быть, он мягкой кошачьей походкой подкрался ко мне бесшумно и вот-вот запрыгнет на колени.

Пистолет полетел в реку. Дома мена ждала дырявая крыша и единственная Единица.