Вот она середина жизни – пришла, ворвалась без спроса, разметала все устоявшиеся убеждения, все привычные вещи, как сумасшедшая уборщица, повыкидывала в мусор ценное и нужное, взамен воздвигнув на пьедестал нечто изменчивое, непостижимое. Сентябрь бытия.
Тополиная аллея была пуста и тянулась к воде. Персиковый свет хрустального дня ласкал глаза, вырисовывая чётко все грани, создавал контрастную игру теней. Мне грустилось. Накатывали волны воспоминаний и нехотя отступали обратно, оставляя клочья белой пены – туман сознания. Иногда они приносили с собой что-нибудь и оставляли на берегу ненадолго напоказ, как ребёнок несёт давно забытую и неожиданно найденную за диваном игрушку. Волны моей памяти, словно иронически усмехаясь, с утробным уханьем, то и дело подбрасывали мне изрядно потрёпанные выцветшие образы давно ушедших из моей жизни людей.
Некоторым я улыбался, а при виде других – хмурился, несколько лиц вызвали во мне забытое сострадание – ушедшие навсегда.
Я шёл к воде. Увидев на берегу какую-то корягу, я присел и, смотря, как танцуют водоросли – завораживающе, как волосы утопленниц – медленно, торжественно, зазывая к себе, обещая вечное спокойствие в размеренном танце. Проплыла почти чёрная ветка с разтроенным концом – видимо рассеянный Нептун обронил свой трезубец. Даже Боги стареют.
Мелкая рыбёшка суетливо прошмыгнула, сверкнув солнечным бликом. На востоке собиралась гроза, но напряжения в прохладном воздухе ещё не ощущалось. Весь мир, который я знал раньше, изменился, а точнее изменился я сам. Но я не понимал и не принимал ещё природу произошедших метаморфоз. Психика чинила барьеры, когда мелкая суетливая мысль, поблёскивая отражением сознания, пыталась вторгнуться в неведомое. Я убеждал себя – пока я был способен лишь на это – что я остался таким же, как прежде, и всё мне только кажется, но знал, что обманываюсь.
Разбираться было сложно, и я честно пытался. Но не мог. Это было выше моих сил. Да и не только моих. Врачи тоже долго старались, но так и не смогли разобраться, составив ни о чём не говорящий отчёт, из которого было ясно лишь, что случай мой, мол, исключительный. И благополучно умыли руки.
В официальном докладе министра развития космических сообщений и исследований значилось: «…Инженер Янсен вышел из корабля «Восход Юпитера», Евросоюз… в скафандре стандартного образца с шестичасовым запасом кислорода 15 марта 2076 года в 17.00 по бортовому времени, для производства ремонта направленной антенны №… В 17.30 камера №…, отслеживающая процесс ремонта, прекратила свою работу по невыясненной причине. В 17.36 работа камеры возобновилась, но Янсен отсутствовал на месте проведения ремонта. Последующие поиски, предпринятые членами экипажа результатов не дали. 17 июня 2076 года в 02.14 тело пилота-инженера Янсена было случайно обнаружено и подобрано кораблём «Элдридж-7», США. При вскрытии скафандра было установлено, что Янсен подаёт признаки жизни. Немедленно предпринятые процедуры по реанимации были успешны… Исследования, проведённые Международным Институтом Космической Медицины, не смогли прояснить ситуацию. У пациента была выявлена частичная амнезия. Учёные пришли к выводу, что Янсен находился в состоянии так называемого анабиоза, когда вся основная активность организма сведена к минимуму, впав в это состояние непроизвольно, после того как в скафандре закончился воздух…»
Но в своём докладе министр забыл сообщить общественности, что стекло шлема скафандра, по свидетельству американцев, было разбито – на орбите, где я болтался больше трёх месяцев, полным-полно космического мусора. И, следовательно, в скафандре не только не было кислорода – в нём был вакуум с температурой близкой к абсолютному нулю. Все системы организма, функции органов в норме, кожа, волосы, глаза – всё без изменений, как будто я не парил в космосе по эллиптической орбите, а отдыхал в санатории. Объяснить этот факт медицина не смогла совершенно, поэтому предпочла его проигнорировать, по крайней мере, официально. Медицинские показатели были лучше, чем до старта. Спустя три года все профессора и прочие медицинские светила оступились от меня, проводя теперь лишь периодические обследования. Теперь я был абсолютно свободен и посвящен самому себе, то есть мог гадать сколько угодно – как могло подобное произойти – да ещё с кем – со Мной!
На медицинском отчете, – который я видел краем глаза, стояла директива – «Уволить в запас». Вот так в тридцать четыре года я стал пенсионером, не знающим, куда деть своё время и самого себя, в придачу.
Жены и друзей у меня не было – слишком много времени уделялось подготовке к космической работе. А те коллеги-товарищи, с которыми я готовился и сдружился, теперь избегали меня, из суеверия, что ли. Да и я не искал с ними встреч.
Гроза грохотала уже совсем рядом. Повернув голову, я увидел стоящую на пригорке, подмытом водой, девушку с напряжённым лицом, от которого так и веяло неизбывной грустью.
Я подошёл, но она не обернулась, хотя, я уверен, знала, что я здесь.
- Не боитесь промокнуть? В это время года здесь часто бывают шнуровые ливни.
- Я хочу промокнуть, хочу запутаться в этих шнурах, хочу сотрясаться от раскатов грома. – Я не ожидал ответа, особенно такого. Да и кто бы ожидал его от этого хрупкого создания, которое поневоле хотелось заслонить, защитить.
- Вам плохо?
- Нет, это вам плохо, а мне уже хорошо. – Девушка всё не оборачивалась.
- Почему вам так показалось? Неужели я представляюсь вам сосудом скорби? Или вы умеете заглядывать в души? – Я постарался усмехнуться, но вышло лишь неуклюжее покашливание.
- Мне не могло показаться, мне вообще никогда ничего не кажется. Просто водоросли напоминающие человеку волосы утопленниц – явный признак душевного разлада. – Девушка была абсолютно серьезна.
- Я что, говорил вслух? – Я был поражён.
- Нет. – Девушка, наконец, повернулась, и я увидел, что она старше лет на десять, чем мне показалось сначала.
- Тогда откуда…- Я замолчал – мой язык пригвоздила к нёбу внезапная догадка. Присмотревшись, я понял по настороженному выражению лица, странно приподнятой голове и ощущению, что она к чему-то постоянно прислушивается, я понял – она слепа.
- Действительно это так – ответила она на мою невысказанную мысль – но зато я всё слышу.
- Не сомневаюсь в этом. Вы слышите мысли всех людей или только астронавтов-пенсионеров? – Я мрачновато усмехнулся.
- Вы странный. Точнее вы нормальный человек, в котором накопилось много усталости, но в вас таится и нечто странное, что-то, что я не могу понять. – В ее голосе послышалась нерешительность – впервые с начала разговора, было заметно, что это состояние посещает ее нечасто.
- Так уж и таится? – Мне все еще трудно было принять ее, хоть и столь очевидные, способности.
- Именно так. Вы связаны с этим. Точнее, вы единое целое. Это ваша оборотная часть, но я бы не хотела остаться с нею наедине. Как только я попыталась проникнуть сквозь барьер – получила удар такой силы, что до сих пор не оправилась. – Она поморщилась.
- Я и сам не знаю многого. Я не знаю почти ничего о себе нынешнем.
- Загляните внутрь себя, доверьтесь себе. Пусть ваша воля ведёт мысль, а мысль полагается на волю. Откройте себя заново. – Решительность вернулась к ней. Она была в ее лице, в позе, в ее низковатом голосе.
Гроза заглушала слова. Гроза трепала всё вокруг. Гроза злилась на наше бесстрашие. Она привыкла, чтобы с ней считались, преклоняли голову под ее оглушающими ударами грома, отводили взгляд от ее сверкающих молний, убегали в укрытие от стегавших тело кнутов дождя.
Вдруг мир изменился. Тучи резко рассеялись – засверкало голубое небо, солнце удивлённо просияло и разогнало остатки мрака по дальним углам помытого, слегка потрёпанного мира. Это сделал я. Я знал это. И она знала. Я понял свою внутреннюю оборотную часть, о которой она говорила. Я принял дарованную неизвестно чем и кем силу. Но я ведь только человек. Слабый и несовершенный. Я мог многое. И у меня был «явный душевный разлад».
Значит – «Уволить в запас»?..
