Одесса. (та, - еше советская). Театр. Коллектив ставит, какую-то вещь из своего репертуара. Уже прочитаны, в руках, искушенного зрителя, все либретто, и он (зритель) начинает нетерпеливо поглядывать на часы и тяжелый бархатный занавес.
На столике, перед отчего-то нервничающим режиссером, мягко, но недовольно зазвонил телефон внуренней связи: - Алло?.. – спрашивает мэтр, сняв трубку с аппарата.
- Акакий Дорминдонтович, это я – Сема, про которого ви так гениально виразились, что у него не все дома. Я, только что, виходя из гримерки, что бы с небывалым воодушевлением сыграть роль оруженосца, за что-то зацепил свою ногу, упал и сломал театру его замечательную швабру... Нет, - мне надо было ее за что-то зацепить?..
- Лучше б ты сломал себе руку!.. – в сердцах от того, что его беспокоят по таким пустякам, выкрикнул Дормитонтович.
- Не переживайте, мэтр, - услышал он в ответ, - руку я тоже, очень дисциплинированно сломал аж в два место!..
“Твою Мельпомену с Терпсихорой, Грацию, и всю их олимпийскую компанию!..” – зло выругался про себя режиссер и
ринулся с балкончика вниз на сцену.
- Мадам! Что ми будем с это делать?! – в отчаянии вопит он вцепившись в парик, крутящейся рядом актрисы, играющей субретку.
- Дормитонтович, это что за таких диких нравов?! Ви тошните мине на душу! – возмутилась субретка, - Моим париком
теперь можно ловить не только крабов, и кефаль с медузой, но и жеребцов с крыши миланского театра, если б они там были! А мои истрепанными в этом театре невры? Ими можно подметать Дерибасовскую вдоль, поперек и еще немножко сбоку...
- Мадам! Я очень дико извиняюсь, но что будем делать? Сема сломал швабру, а заодно и руку в два, или в больше место...
- Он что, не мог сломать их по очереди? Сначала швабру, а после спектакля руку?.. Да не расстраивайтесь ви так что б очень сильно! Ловите лучше ушами моих слов, и не стоните за этих переломов! Вон стоит пожарный, - он с удовольствием не только вынесет и отдаст герцогу меч, но и поздоровается с ним звонким и радостным голосом, так что будет слышно на пляже. Если хотите – он может притащить прямо сюда, к парадному входу ЖД вокзал.
- Зачем нам ЖД вокзал?
- Дормитонтович, спросите меня за это еще раз и я отвечу вам, что я, таки, не знаю. Давайте спросим кого-нибудь из зала нужен ли театру вокзал и немецкое пиво, - если его будут подвозить его прямо сюда? Но Сема-а! О-ох, этот Сема! Это еще тот тип! - осуждающе покачала она головой, - Он –такой! Он все может! Он может не только сломать себе руку, перед спектаклем, но и дойти до того, что, таки, сломать и ЖД вокзал с парочкой-другой вагонов! Ви знаете, в прошлом году, - он же, как сейчас помню…
- Голубчик, - отмахнувшись от субретки, бросился к пожарному режиссер, - Я вас умоляю! Надо вийти на сцену, поздороваться с герцогом и...
- Герцог, - это тот парень, - перебил его пожарный, - который пару лет назад таскал за королевой подол ее платья, и назывался его пляжем? Может, я пойду трабохать на его место?.. - Все, все, все! - примиряюще поднял руки огне борец, увидев рассвирепевшее лицо режиссера, - Я уже тихий, как мышь за спиной у кошки! И, что я должен исполнить этому герцогу? Сделать, что б ему было больно?
- Нет, - наоброт, - надо, культурно, как на Дерибасовской, при встрече со стоматологом Гольдерштерном, поздороваться с ним, потом отдать ему меч, и с чувство хорошо виполненного долга, с гордо поднятому голову, уйти со сцену.
- Это с мине, все равно, как проглотить мидию под холодное пиво с водкой, и что б только с барышней рядом…
- Так, ви, слава Богу, уже идете на сцену, или, не дай Бог – остаетесь здесь?..
- А что, я еще не ушел?..
На скорую руку, переодетый в оруженосца разговорчивый пожарный, выходит на сцену. И тут!.. Ото всей окружившей его обстановки; от нарядов придворных; от пения хора и звуков оркестра; от света ламп софитов и рампы; - бойкого на язык пожарного хватил самый, что ни на есть, - настоящий шок!.. Это состояние полностью лишило его возможности ворочать языком и издавать речи подобные звуки.
В дело вступает суфлер: - Моня, поздоровайся с герцогом… Моня, пожалуйста, - ми тибе все очень настойчиво и категорически просим, и даже умолянм: - Поздоровайся с герцогом!..
Пожарный молчит.
Первый ряд зрителей - шепотом: - Поздоровайся с герцогом…
Пожарный продолжает держать итак уже затянувшуюся паузу.
Третий - пятый, шестой ряды, и тоже шепотом: - Поздоровайся с герцогом…
Полное безмолвие, но уже даже тише его самого...
Наконец, где-то в середине зала, поднимается очень интеллигентный одессит-театрал, снимает пенсне, и говорит:
- Ты, задница! Это становится, таки, неприличным! Говорю тибе от лица всей Одессы: - пошевели, ты уже своим бо'талом*, и поздоровайся, наконец с герцогом!
* ботало - язык от колокола.
15 декабря. Минск.
