"Сжечь - не значит ответить..."(малая пьеса)

кто идет против – это абсолютное лицемерие, ничем не отличающееся от лицемерия короны! Все, во что мы верим, идет прахом, все наши слова идут прахом, если допустить мысль, одну только мысль…

Жорж Дантон (издевательски аплодируя). Браво, Демулен! Браво, голос Республики и быстрое перо! Но он сжигает твои газеты, твои…

Камиль Демулен (усмехаясь). Сжечь – не значит ответить, пойми! Сжечь - не значит стать сильнее,
Это значит мысль допустить…

Жорж Дантон. Хорошо, ты кругом прав, хорошо-хорошо! Можешь побежать прочь, а можешь…

Камиль Демулен. Не могу.

Жорж Дантон. Да, не можешь.  (подливает по-хозяйски вина себе и Камилю), ну, а как с вашей дружбой? Вы так долго знаете друг друга, вы…ты сможешь?

Камиль Демулен (улыбаясь). Я – мягкий человек. Ты спрашиваешь: как мне быть с его дружбой? Что ж… никак. Слова мои уйдут в народ.

Жорж Дантон выпивает залпом свой бокал, ставит его с шумом на столик, поднимается. Камиль поднимается ему навстречу. Они смотрят друг на друга, затем неловко, но крепко обнимаются, Дантон похлопывает Камиля по плечу и выходит из комнаты вон, оставляя Демулена в одиночестве.

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Некоторое время Камиль Демулен стоит в молчании, скрестив руки на груди, смотрит в окно. Затем он оглядывается вокруг, вроде бы что-то ища, но так и не находит, застегивает правильным образом камзол, оправляет ворот, поднимает несколько листов с пола.

Камиль Демулен. Берегитесь, дети Революционного Сатурна! Берегитесь, Сатурн пожирает детей. Чтобы дать душу Революции, нужно лишиться своей. Нужно лишиться всего и даже большего…
Скрипит дверь. В проеме появляется Люсиль. Камиль осекается. Она подходит – заплаканная,  бледная, встревоженная, садится на колени и помогает собирать бумаги.

Люсиль Демулен (улыбается сквозь слезы).  Жорж говорит, что я глупая, если боюсь за голос Республики.

Камиль Демулен. Если пал король – помазанник Божий, то голос республики – это уже пустяк.

Люсиль Демулен. Так я не глупая? Жаль. Хотелось бы так просто взять…и ошибиться.

Камиль Демулен (со вздохом). Возможно, ты уже ошиблась, когда отдала свое сердце мне.

Люсиль Демулен. Сердце, руку и душу… нет, это не ошибка. Ты спас меня от тюрьмы метания, в которой я жила. Ты показал мне мир. Чудесный мир. Ты боролся за свободу. Даже если сейчас приходит конец…

Камиль Демулен. О каком конце ты говоришь? Разве ты не слышала Жоржа? Кто посмеет посягнуть на голос Республики?

Они оба негромко смеются, переплетая пальцы, бумаги оставлены в стороне.

Камиль Демулен. Даже если…

Люсиль Демулен. Неужели ты допускаешь мысль, что они посмеют?

Камиль Демулен. Слова в народе, а это главное, моя дорогая. Он может жечь. Они могут их жечь. Жечь вместе со мною, но слова в народе! А если они их жгут, жгут меня – значит, они боятся, значит, допускают мысль о том, что я прав. Я устал, Люсиль. Я так устал, моя дорогая…я обещал, что напишу на каждой стене, как тяжело далась нам свобода, но это будет уже без меня. Я устал. Я слишком стар для революции, для сражения, для битвы. Я всего лишь человек, романтик…

Люсиль нежно обнимает Камиля. Они сидят так, обнявшись, среди разбросанных бумаг. Звучат часы. Светает. На улице слышны шаги – громкие, сильные, чужие, жуткие. Шаги приближаются. Камиль и Люсиль смотрят в коридор, замирают.
В дверь раздается громкий и требовательный стук, который грохотом проносится по всему дому и часы перестают звучать.

Конец пьесы.