ЛЁША КРИВДА

( БЫЛЬ)

  Остановили  меня его глаза. Будто что в спину толкнуло. Оглянулась : мальчишка, как мальчишка, коротко стриженые вихры, добела выгоревшая рубашонка, ободранные носы сандалий  и на плече прутик  с привязанным, как сачок, целлофановым пакетом.
Несколько секунд стояла в замешательстве, будто что-то хотела  вспомнить и никак не могла, пока поняла, что раньше мальчишку я никогда не видела.Всё дело было в его глазах-большущих, голубых, глубоких.Было в них  что-то такое  необъяснимое, отчего захолонуло  в груди.
-Ты чей?
Он ответил просто и серьёзно:  наш я, наш, интернатский.
Стоял  передо мной  маленький, лопоухенький, смотрел на меня  большущими глазами , а я долго не могла произнести  ни слова.
-Что ты делаешь здесь?
Он поднял на меня глазищи:
- Я  денежку ищу. Вот найду копеечку и куплю большую булку. А когда нас поведут  на речку, буду её  есть, и рыб кормить!
Я не знала,  что ему ответить. С той же детской непосредственностью он 
спросил меня , куда я иду. И я почему-то постеснялась ответить, что  иду загонять домой  племянника, обед стынет, а его не дозовёшься.
Как-то просто он мне предложил: а хотите, я Вас провожу? Мы шли рядом, –я с  виду  благополучная женщина, и он, мальчишка- детдомовец, мечтающий найти денежку, и уже тогда я поняла, что это не последняя наша встреча.
  Детский дом находился всего метрах в трёхстах  от моего дома. И уже буквально через 3-4 дня  я , возвращаясь с работы, увидела  своего лопоухенького. Он стоял рядом с  плотненьким чернявым  мальчишкой  и  с гордостью показывал на меня. Я поняла, он хвалится, что у него есть знакомая тётя.
  Звали мальчика Лёша. Он дожидался меня  после работы,  и когда я встречала его, видела в его глазищах свет радости. Я настолько привыкла видеть его  каждый вечер, что  если вдруг  его не оказывалось  у интернатской стены, начинала  беспокоиться.  Он провожал меня до дома, иногда один, иногда с друзьями. О, как они завидовали ему! Я видела, как он гордился этим.
Так он вошёл в мою семью.    Сначала приходил, и пока  я собирала ужин, тихонько сидел так  в уголочке и  только водил глазами. А потом    сдружился с моей дочерью, очень привязался к  Маринке, ей шёл  уже 16  год. Он много  рассказывал о себе. Сначала  неохотно, а потом  всё откровеннее. Сказал, что у него есть мама.  И есть  ещё в других  интернатах  сестрички.  Они постарше и все хорошие.  И мама тоже хорошая, и на каникулы заберёт его к себе…
Он настолько вошёл в нашу семью, что я даже не представляла нас без  него. Готовила на всех, ждала его, как  будто своего сына, из школы…
Однажды, уже  спустя много времени, я вдруг обнаружила, что… не знаю его фамилии.
-Лёшенька, зайчик,  как фамилия-то  твоя?
Длиннющие девчоночьи ресницы  застенчиво хлопнули и щёки порозовели: Кривдин,  но  все-то зовут меня Кривда.
У меня  почему-то , как при первой встрече, захолонуло в груди. Надо же, и фамилия  такая же, как и вся твоя  жизнь, мой лопоухенький!
Лето  пришло. И детдом увозили в лагерь. Это бы ещё ладно, это бы ещё ничего, но когда Лёшик пришёл прощаться перед отъездом, он меня ошарашил: мы уже не вернёмся сюда, будем жить  теперь в Ивановском,а в нашем интернате  теперь будет  обычная школа, и там будет учиться наша  Маринка. Он так и сказал : наша.
Чтобы мой Кривдочка не увидел моих слёз, я  обняла его худенькие плечи, уткнулась  в пахнущую  почему-то полынью  рубашонку, и почувствовала, что плечи его вздрагивают. Я погладила его вихрушки и мокрые щёки.
Ах, ты наш маленький хвостик!  Хвостиком его назвала моя дочь, очень уж он привязался к ней и ходил за нами, как хвостик.
Перед отъездом  он принёс нам в подарок  толстого, с холодным мокрым носом    детдомовского щенка.    Лёшик мой, Лёшик!!! 
    Никакая мама его  на каникулы не забрала и ему нужно было уезжать со своим уже теперь вторым классом  в лагерь. Его худенькие плечики вздрагивали под моими ладонями. А я не находила слов, чтобы успокоить его. И вдруг его как прорвало, он просил,  он умолял меня , чтобы не отдавала его  в лагерь, он повторял одно и то же – я хочу с вами, я хочу  у вас!
Но я отлично понимала, что никто мне его просто так не  отдаст, нужно пройти через тысячи формальностей , а времени уже нет, и завтра он уезжает.  Старательно , большими буквами я написала  ему свой домашний адрес ,  положила  конверты. Собрала в дорогу гостинцы. Провожать  его  назавтра      мы не пошли….
Прошло несколько месяцев, а писем совсем не было. Мы с дочерью  тайком друг от друга  по нескольку раз  заглядывали в почтовый ящик, писем всё не было. О  Лёшике  дома мы уже не говорили. Я знала, что и дочь думает о нём постоянно. Но мы старались не бередить эту рану. 
Когда  же однажды  в выходной день  хлопнула калитка, я  рванулась к двери.  Я знала, я точно знала(!)  , что это не родственники, не соседи, не знакомые. Это - он!  Кривдочка мой!    Он стоял передо мной  подросший. вытянувшийся, похудевший. Приехал Лёша  с интернатским старшеклассником.
- Господи! Кто отпустил-то вас  одних, за столько километров?!
Дружок  важно ответил, что  отпустили под его ответственность.  Они сидели, ели суп, пили  чай, а я металась  то на кухню, то в подвал,  несла варенье, яблоки.  И всё было, как во сне… провожать их пошла  Маринка.  Я не смогла- разревусь, Лёшик  только расстроится.
В школе - интернате  стала обычная школа, там  стала учиться моя дочь.  А Лёшик  остался в  Ивановском ( в 25 км).что-то нужно было решать, но что?  Где-то внутри  подспудно зрела одна мысль,  но я боялась  её произнести вслух. Время шло. Дни. Недели. Месяцы…
Уже зимой как-то мы с  Маринкой не выдержали. Всё, поедем, увидим! Встали затемно,  сложили гостинцы.  Книжки, рукавички,  - поехали.
В интернате  было пусто,  тихо, пахло  хлоркой и пустотой. Дети были на уроке.  Отыскали второй класс,  я постучала.  Я не знаю, что громче  стучало,  я  в дверь ,  или моё сердце. Распахнулась дверь, распахнулись его глазищи!  Смешно наморщился умный лобик,  в глазах стояла радость,  удивление, облегчение…Он рассматривал гостинцы, всё говорил, говорил…
Когда он болел ( а я этого не знала!) в больнице сдружился с дядей Димой. Не знаю,  кто этот дядя Дима. Добрый, наверное , человек.  Ибо Лёша говорил о нём  с таким восторгом.  По выходным он забирает Лёшу к себе  домой. Они ходят на лыжах, играют.  -  Знаете, тётя Надя,  сказал он мне на прощанье,  я много рассказывал дяде Диме о вас,  и мы с ним  обязательно приедем к вам летом. Он мне обещал.  Потому что летом он меня усыновит!... Усыновит?
Ясноглазенький мой!  Он вслух произнёс  те слова, которые  росли у меня в сердце  так долго.  Не успела я, опоздала. Это я должна была сделать!  Прости меня, Лёша  Кривда.  Прости!